Ребята Скобского дворца (Военная проза)
Шрифт:
Вышла в соседнюю комнату. Посмотрела. Поправила одеяло. Спали ребята вместе на одной кровати, как братья, оба светловолосые, стриженые. А Ванюшка, повернувшись лицом к Царю, даже обнял его.
Утром, так и не передав письма. Царь явился в дежурку завода. Он шатался, поднялась температура, под сбившейся повязкой распухла простреленная рука. Рабочие на извозчике отвезли Царя, как солдата, в лазарет.
Врач только покачал седой головой, осматривая рану.
— Заражение, — сказал он, — кабы руку не пришлось отнимать.
Царя оставили в лазарете.
Больше месяца Фроська пролежала в тифозном отделении больницы. Когда же она выписалась и. пошатываясь, вышла первый раз на двор. Ванюшка с трудом узнал ее. Была она наголо острижена, как мальчишка, и желта, как лимон. От прежней Фроськи остались только большущие глаза. Но все же это была она, та самая Фроська. Острая до слез жалость облила сердце Ванюшки. И странное дело: худенькая, как былинка, стриженая, пожелтевшая Фроська вдруг снова стала бесконечно дорога ему.
— Чего глядишь-то? — сразу упрекнула его Фроська. — Наговорили вам тут. А я вот назло тебе умирала, да не умерла.
Она с прежним задором тряхнула стриженой головой.
— Почему? — совершенно невпопад спросил Ванюшка, сбитый с толку начавшимся разговором.
— А ты хотел, чтобы я умерла?
— Не-ет.
— Тебе жалко было бы, если бы я умерла? — продолжала свой допрос Фроська.
— Жалко, — признался Ванюшка. И, не желая давать повода Фроське снова взять власть над ним, добавил: — Так, немножко...
— А я все равно с того света пришла бы и глаза тебе выцарапала, — пообещала Фроська.
Ванюшка невольно поежился. После такой длительной разлуки разговор снова ему не нравился.
— За что же? — спросил он.
— А ты не знаешь?
Ванюшка недоумевающе пожал плечами.
— Ты Катьке сахар давал, когда я умирала?
«Все знает, все», — с невольным удивлением подумал Ванюшка. Он не стал кривить душой, признался.
— Давал, просто так. Один, нет, три раза. Только по кусочку. Хочешь, я тебе сразу пять кусков принесу?
— Нужен мне твой сахар. — Фроська пошатнулась: закружилась голова. Долго гулять она еще не могла.
Ванюшка попридержал ее.
— Проводить тебя? — предложил он. Если бы она согласилась, он взял бы ее на руки и дотащил бы до дома.
Силы у него были, для Фроськи он не пожалел бы себя. Но Фроська не захотела, чтобы кто-то ее провожал, и одна поплелась домой. Ванюшка все же догнал ее и осторожно повел под руку.
На другой день Фроська снопа появилась на дворе. Ванюшка уже с нетерпением ждал ее. Он заботливо усадил Фроську на лавочку, поправил у нее на голове платок и протянул сразу три куска сахара.
— Поправляйся, — сказал он.
Фроська взяла сахар. Незамедлительно вокруг собрались девчонки.
Ванюшка скромно отошел в сторону и присел на лежавший у стены ящик, надеясь еще чем-нибудь помочь Фроське. Доверить ее девчонкам он не решился и невольно слушал, как она жаловалась своим подружкам:
— Чуть не пропала моя жизня. Всеми болезнями я переболела. А напоследок легкие у меня воспалились...
— Отчего же? — удивлялась Дунечка Пузина.
— От невеселой жизни, — поясняла Фроська тихим, задушевным голосом. — Думала я очень много. От думы.
Проходили дни, Фроська заметно поправлялась. У нее уже проглядывал слабый румянец на впалых щеках. Черные с просинью глаза глядели яснее. Голос звучал громче и звонче.
— Ну, мой Ермолай да Марья опять неразлучны, — шутила мать Ванюшки.
Вместе они часто стояли в «хвостах», которые с раннего утра змеились по улицам возле продовольственных лавок. Постоянно возле них увивался и Цветок.
Ванюшка краем уха слышал, как он шептал Фроське:
— Наш Чайник чичас без кипяточка...
«Пускай брешет», — думал Ванюшка, настроенный миролюбиво. Ростом он обогнал Петьку Цветка да и кулаки имел покрепче. В нужную минуту всегда мог постоять за себя.
Дружба с Фроськой все более крепла. А он старался чем-нибудь помочь, услужить ей и даже смирился с неизбежными насмешками Цветка, который день ото дня становился все более злоязычным. Как-то Фроська вышла с чайником. Ванюшка немедленно подлетел к ней, завладел чайником, взял у Фроськи пятак и сам помчался на кухню чайной. Когда же он возвращался, его встретил Цветок.
— Хи-и... — запрыгал он на месте и, как пономарь, запричитал: — Чайник чайничек несет и за ручку трясет... Ручка оторвется... Фроська отвернется... Чайник разобьется... — Хотел он, очевидно, больнее уколоть Ванюшку, но вышло наоборот.
Фроська подошла к Цветку, что-то сказала и, взяв чайник, пошла к себе. А Цветок, как козел, затряс головой и, не взглянув на Ванюшку, поспешно зашагал домой.
Выпадали дни, когда вдвоем с Фроськой они уходили шататься по улицам.
Митинги. Листовки. Заклеенные объявлениями и воззваниями афишные киоски и стены домов. Громадные заголовки в газетах, обвинявшие в измене, в предательстве то Временное правительство, то Ленина, то Керенского, то большевиков... Чуть ли не ежедневно возникавшие новые политические партии вносили еще большую сумятицу.
Ванюшка из-за упрямства по-прежнему стоял за Керенского, а Фроська все более склонялась на сторону Ленина.
— Он за рабочий народ, — поясняла она.
— Чего ты понимаешь-то? — сердился Ванюшка.
— А ты чего понимаешь? — ни в чем не уступая, дерзила Фроська.
А немного спустя она отходила, становилась тихой и ласковой, не возражала, если Ванюшка приносил сахар.
— Чего там, бери, — говорил он. — У нас есть. Как продали чайную, целый мешок еще в коридоре стоит.
Правда, Ванюшка немного преувеличивал. От мешка оставалась только половина.