Рецидивист (Тюремная пташка)
Шрифт:
Молчит адвокат, сказать нечего.
— Провалились бы они все к чертовой матери, — возмущается Лин. — Слушайте, свяжитесь опять с Роем Коном. А черт, мне бы в Нэшвилл вернуться, самое милое дело.
Это Лин вспомнил, что в Нэшвилле, штат Теннесси, у него было престижное издательство, ноты и тексты песен в стиле «кантри» печатало, пока эту маленькую его империю не проглотил РАМДЖЕК. Из этой фирмы его прежней, кстати, возник в корпорации весь отдел «Музыка для дома».
Оглядывает нас Арпад Лин одного за другим и головой качает. Та еще компания подобралась.
— Вот что, джентльмены, — говорит
— Я не в счет, — уточняет Убриако.
— Вас-то никто не обязывает с ее мнением соглашаться, остановил его Лин. — Но для меня оно — закон. Ведено предоставить каждому из вас хорошую должность. Охотно это сделаю, и вот почему: еще не было случая, чтобы ее распоряжения не соответствовали интересам компании. Всегда повторял, что не желаю ни на кого работать, но стал вот работать на миссис Джек Грэхем и считаю, мне необыкновенно повезло. — Так серьезно это сказал.
Ничего, говорит, не имею против того, чтобы назначить вас вице-президентами. В корпорации семьсот вице-президентов, ведающих разными отделами, то есть их возглавляющих, — и это считая лишь тех, которые в совет входят. А если подотделы принять в расчет, совсем другая получится цифра.
— Вы-то сами знаете или нет, как она выглядит, эта миссис Джек Грэхем? — пристает к нему Убриако.
— Мы давно не встречались, — сказал Лин. То есть вежливо ушел от неприятного ему разговора. Никогда он с ней не встречался, и никаких тут особенных тайн нет. Впоследствии сам признал, что понятия не имеет, как миссис Грэхем на него внимание обратила, я своими ушами это слышал. Возможно, говорил он, она прочла статью о нем в журнале, издаваемом фирмой «Дайнерз клаб», — там такая есть рубрика «Идущие наверх», и про него материал дали.
Но уж что точно, то точно; он перед ней прямо на брюхе ползал. Свое представление о миссис Грэхем лелеял и его же боялся, как Эмиль Ларкин — свои представления о возлюбленном им Иисусе Христе. Хотя, конечно, ему с этим культом больше повезло, поскольку невидимое божество иной раз ему даже звонило, посылало письменные указания да распоряжения, что надо сделать.
Однажды он так вот выразился:
— Работать у миссис Грэхем для меня все равно что религиозное чувство испытывать. У меня ведь раньше никакой моральной опоры не было, хоть выколачивал я прилично. Не было у меня цели в жизни, пока не стал я президентом корпорации РАМДЖЕК, чтобы служить ей верой и правдой.
Иной раз невольно подумаешь: счастье — оно всегда что-то религиозное в себе заключает.
Лин сказал, что будет сейчас по одному вызывать нас в библиотеку.
— Миссис Грэхем ничего мне не сообщила про то, кем вы были раньше, какие у вас особые интересы, так что вы уж сами мне о себе расскажите. — Велел Убриако первому в библиотеку пройти, а остальные пусть подождут в гостиной. — Выпить не хотите ли чегонибудь, сейчас прислуге скажу.
Клюз ничего не хотел. Эдель попросил, чтобы принесли пива. Ну, а я, раз уж мне такой замечательный сон снится, потребовал pousse-cafe, коктейль цветов радуги, которого сроду не видел, но читал про него, готовясь к экзамену на степень доктора миксерологии.
На Лина это произвело впечатление. Даже название коктейля вслух повторил — не ослышался ли?
— Конечно, если не трудно, — говорю. А что тут такого трудного? Все равно что модель парусника в стакане построить да полностью этот парусник оснастить.
— Никаких проблем! — заверяет меня Лин. Впоследствии я узнал, что у него присказка такая излюбленная. Вызывает прислугу и велит pousse-cafe мне принести, да побыстрее.
А сам с Убриако в библиотеку удаляется, оставив нас в гостиной — там, кстати, был маленький бассейн. В жизни не видел, чтобы в гостиной бассейны были. Слыхал, конечно, про такое, но одно дело слышать и совсем другое — когда прямо у тебя перед глазами столько вОды плещется, а ты в гостиной сидишь.
Подошел я к бассейну, наклонился, воду рукой пробую — не холодная ли? — а оказалось, прямо супчик подогретый. Вытаскиваю руку и сам себе не верю: нет, подумать только, в самом деле мокрая. Да, в самом деле мокрая у меня была рука и не сразу высохла, пришлось вытирать.
Все, видно, не во сне, а наяву происходит. Вон и мой pousse-cafe несут.
Фортели всякие выкидывать тут не годится. Надо со всей серьезностью к происходящему отнестись.
— Спасибо, — говорю.
— К вашим услугам, сэр.
Клюз с Эделем устроились на диване длиной в полквартала. Я к ним присоединился, пусть, думаю, оценят, какой я сделался послушный.
А они все гадают, когда это миссис Грэхем обратила внимание, какие они добродетельные да замечательные.
Клюз сокрушается, что не так уж много было у него возможностей проявить свои добродетели, пока он продавал календари и спички, звоня в квартиры.
— Еще хорошо, если выкрою время послушать, как швейцар хвастается своими военными подвигами, — говорит.
Вспомнил швейцара в небоскребе Флэтирон, тот хвалился, что первым из американцев перешел по мосту через Рейн в Ремаген, когда была вторая мировая война. Захват этого моста оказался исключительно важен, по нему армии союзников так и хлынули, не сбавляя скорости, этакие храбрые там подобрались ребята. Иногда мне кажется, что этот швейцар на самом-то деле был миссис Грэхем, переодетая в солдатскую форму.
Исраел Эдель так и сказал: да, точно, это миссис Грэхем была, переодетая в солдатскую форму.
— У меня, — добавил, — иногда такое бывает чувство, будто половина наших клиентов в «Арапахо» — переодетые женщины.
Про то, что миссис Грэхем, очень может быть, нередко мужчиной переодевается, вскоре и Арпад Лин заговорил, причем так неожиданно!
А Клюз все про вторую мировую войну, никак не остановится. Сильно она его волнует. Говорит мне: вот мы с тобой, когда шла война, просто чиновниками были, значит, голову себе морочили, воображая, будто имеем какоето отношение к удачам и неудачам на фронте. «Войну, — говорит, — солдаты выиграли, Уолтер. И нечего себе голову всякими фантазиями дурить».