Редкие и драгоценные вещи

Миллер Рейн

— Бринн, послушай меня. Сенатор Оукли захочет, чтобы ты навестила Лэнса в знак поддержки и привязанности к вашей дружбе, и поскольку вы живете в Лондоне, думаю, тебе следует подумать…

— Нет! Ни за что на свете, мама! Ты что, с ума сошла?

Тишина. Я могла представить, как она поджимает губы в сдержанном недовольстве.

— Нет, Бринн, я не сошла с ума. Я думаю о тебе и пытаюсь заставить тебя понять, что ради твоего счастья и будущего душевного спокойствия тебе следует пойти и навестить старого друга семьи.

— Как ты можешь просить меня об

этом, мама? Ты хочешь, чтобы я навестила человека, который причинил мне боль и снял видео, которое чуть не уничтожило меня? Ты хочешь, чтобы я это сделала? Почему? Потому что его отец баллотируется на пост вице-президента, и для нашей семьи пойдет на пользу быть в хороших отношениях с его семьей? Это... почему? — Мне было больно задавать этот вопрос, но я должна была знать. Я надеялась, что она сможет сказать мне, правда ли это. Хотя я в этом сомневалась. Слезы, которые я хотела выплакать, не пришли.

Вместо этого сердце еще больше ожесточилось по отношению к женщине, которая подарила мне жизнь. Она утверждала, что любит меня, но я больше в это не верила.

— Нет, Бринн. Я думаю только о тебе и беспокоюсь, что ты отрицаешь ту возможность отпустить ошибку… прошлого.

— Отпустить прошлое? — Это то, что называется «быть застигнутым врасплох». Просто разбита, без какого-либо предупреждения о надвигающемся ударе, который вот-вот разорвет тебя надвое. Чувствую, как ноги подкашиваются от боли и шока, в полном замешательстве, прежде чем удается снова обрести дар речи. — Как это, мама? Ты... ты думаешь, я должна навестить его в больнице и притвориться, что он меня не насиловал и позволял своим друзьям издеваться надо мной на бильярдном столе? Я... я должна простить его?

— Я хочу этого, милая. Отпусти прошлое, и ты сможешь двигаться дальше своей жизнью. Не нужно держаться за это.

На глаза наворачиваются слезы.

Моя мать не могла любить меня. Ни за что. Мне пришлось судорожно вдохнуть от острой боли, пронзившей сердце.

— Нет, мам. — Мой голос дрогнул, когда я заговорила. И все слова были правдой, мама поняла бы, что я имела в виду. — Я бы хотела, чтобы папа был здесь и помог мне. Он любил меня. Папа любил меня. Знаешь, откуда это знаю, мам? Потому что он никогда бы не попросил меня сделать то, о чем ты только что попросила!

Я не дала ей шанса ответить. Вместо этого повесила трубку и подавила желание швырнуть телефон о стену. Стоя в нашей спальне, я была не в состоянии делать ничего, кроме как размеренно дышать. Я чувствовала себя странно оцепеневшей и сильной.

Это было бы истиной, если бы только по моему лицу не текли слезы.

Мускулистые руки мужа обхватили меня сзади и притянули к своему телу. Я подняла руки, чтобы ухватиться за его руки, и... просто потеряла самообладание.

— Итан, она… она сказала, что я должна пойти и н-навестить Лэнса и п-простить его... — Хлынувшие слезы встали перед глазами до такой степени, что я даже не могла что-либо видеть. — Она... она думает, что это поможет мне избавиться от моего неудачного опыта…

— Тсс,

тише. — Он развернул меня и прижал к своей груди, его желанный запах окутал меня. Этот утешительный жест помог мне. — Знаю, — промурлыкал он. — Я слышал кое-что из того, что ты сказала. Тебе не нужно никуда идти, детка. Тебе не обязательно видеть кого-то или говорить, если не хочешь.

— Н-не могу поверить, что она попросила меня сделать это… Я скучаю по своему папе... — Я замолчала, мое рыдание набирало обороты с каждой новой слезой, которая выходила из меня, пока Итан не попытался успокоить меня.

— Лучше поспи. Ничего хорошего ни для тебя, ни для нашего малыша это не сулит, так что ложись. — Он подвел меня к нашей кровати и усадил на край. Затем наклонился, чтобы снять с меня обувь, работая бесшумно, но эффективно, и менее чем за минуту я уже была в постели. Итан навис надо мной, приблизив свое лицо очень близко.

— Ты можешь рассказать мне все, если хочешь, но я хочу, чтобы ты лежала и отдыхала. Ты измотана и расстроена, и это чертовски неправильно. — Его действия были мягкими, но тон его голоса противоположным. Итан нахмурился, что подсказывало, насколько он был зол из-за сложившейся ситуации. И моей матери. У них двоих не было абсолютно никаких шансов когда-либо стать друзьями. Я внутренне усмехнулась. Не обманывай себя. Вы с ней тоже не друзья.

Принеся мне прохладное полотенце, чтобы протереть лицо и стакан воды, он присоединился ко мне в постели. Молча, Итан утешал меня, прижимаясь своим большим телом к моему, снова и снова гладя меня по волосам, и слушал, как я пересказывала разговор с матерью во всех его ярких деталях.

Когда я, наконец, закончила, он задал мне вопрос. Его тон изменился с успокаивающего и мягкого на гораздо более твердый и серьезный.

— Бринн, ты когда-нибудь рассказывала маме о том, что случилось с Карлом Вестманом?

— Нет, ты сказал никогда никому не говорить о нем.

— И ты ничего ей не сказала?

— Нет, Итан, ни единого слова. Я даже никогда не упоминала о нем доктору Розуэлл.

— Хорошо. Это хорошо. — Он продолжал гладить меня по голове и проводить пальцами по моим волосам в течение минуты, прежде чем сказал: — Детка, я знаю, что об этом трудно говорить и думать, но никто никогда не должен знать о том, что произошло с Вестманом в ту ночь, когда он похитил тебя. Никогда. Ты должна принять этот опыт и просто отложить его в какую-то часть своего сознания, как будто этого никогда не было.

— Я-я знаю. Потому что они убили его, не так ли? Люди сенатора Оукли убили Карла, так как он пытался шантажировать их и держал видео в качестве залога за них, верно?

Он продолжал гладить меня по голове своими сильными пальцами, массируя кожу головы. Это было божественно и так контрастировало с неприятной темой, которую мы обсуждали.

— Думаю, это очень близко к тому, что произошло, хотя никогда не будет никаких доказательств, подтверждающих это. Его тело никогда не найдут. Вестман стерт с лица земли.