Редкие и драгоценные вещи
Шрифт:
...Дариус Рурк еще не понимает, что я не заслуживаю того, чтобы меня лелеял какой-либо мужчина. Я разрываюсь на части, но, увы, не могу отрицать его желания в отношении меня точно так же, как я не смогла отказать своему любимому Джонатану…
М. Дж.
Марианна Джордж, которая позже стала Рурк, вышла замуж за мистера Дариуса Рурка летом 1837 года.
Волосы на затылке встали дыбом, когда я оторвалась от дневника и посмотрела на живописный вид. Совпадение было невероятным.
Моя книга Китса, первое издание
И теперь мы жили в их доме? Я с трудом могла в это поверить. Она упомянула Джонатана — имя, вырезанное на статуе ангела-русалки в саду, одухотворенно обращенной к морю. Теперь я поняла, что статуя — это памятник ее погибшему Джонатану, а не могила. Потому что у него не было могилы. Джонатан потерялся в прекрасном, а иногда и ужасном море. Она любила его... а потом он утонул. И Марианна чувствовала, что именно она несет ответственность за то, что с ним случилось.
Она любила его... но он умер. Я понимала боль Марианны лучше, чем большинство людей. Понимала, потому что тоже жаждала избавиться от своей вины. Вероятно, со мной этого никогда бы не случилось. Некоторые вещи просто нужно принять, даже если результат не изменится никогда. Потому что факт оставался фактом: я знала, что значит чувствовать ответственность за потерю любимого человека... и кого никогда больше не увидишь в этой жизни.
Да, я чувствовала, что он наблюдает за мной, но это не отменяло огромной потери, которую я чувствовала, скучая по нему. Дыра в моем сердце, образовавшаяся после его смерти, все еще оставалась огромной. Чувство вины, с которым я боролась каждый день, все еще чувствуя, что это в основном моя вина, оставалось внутри меня. Я скучала по своему отцу. Я не осознавала, насколько сильно его любовь и поддержка защищали меня, пока не ощутила их потерю. Мне не хватало его присутствия. Я скучала по его любви. Я просто скучала по нему.
Папа, я так сильно скучаю по тебе…
Словно для того, чтобы вывести меня из грустных мыслей, я почувствовала пинок, а затем толчок локтем. Я улыбнулась и потерла свой увеличивающийся живот.
— Ну, здравствуй, ангел-бабочка.
Мой ангел ткнул меня под ребра, требуя ответа, заставив рассмеяться над выбором времени. К двадцати шести неделям движения больше не напоминали движения крыльев бабочки, но название засело у меня в голове.
— Я так понимаю, ты хочешь есть, а это значит, что мне нужно перекусить, да?
— У нас замечательный ребенок, детка, и я полностью согласен. Тебе действительно нужно поесть, — сказал Итан позади меня, кладя свои большие
— Ах, ты снова поймал меня на том, что я разговариваю сама с собой.
— Не с собой, а с маленьким салатом-латук, и в этом вся разница. Не думаю, что нам нужно отправлять тебя в больницу Бетлема (прим. психиатрическая больница), — съязвил он.
— На этой неделе салат-латук? — Я покачала головой, думая о том, как забавно мне показалось, что он мог запомнить каждый фрукт и овощ на этом сайте для беременных. Однако он каждый раз был прав. Я уже начала думать, что у него, возможно, фотографическая память. Итан помнил все в то время, как у меня уже был «мозг во время беременности» и я забывала практически все, чему когда-либо училась. Я почувствовала еще один толчок. — Вот, потрогай. Малышка толкается.
Он развернул стул и опустился передо мной на колени, быстро задрав мою рубашку и приспустив пояс леггинсов, чтобы обнажить мой бугорок. Я указала на место, где происходило действие, и мы оба наблюдали. Это заняло минуту, но затем медленное движение того, что, скорее всего, было крошечной ножкой, натянуло мою кожу так же ясно, как день, прежде чем быстро вернуться обратно.
— О-о-о, ты это видела? — Удивленно спросил он.
— Эм, да, — кивнула я. — Я почувствовала.
Он очень нежно поцеловал это местечко и прошептал:
— Спасибо, что присматриваешь за своей мамой и следишь, чтобы она ела вовремя. — Затем он посмотрел на меня с серьезным выражением лица — не суровым, но и не улыбающимся — просто напряженным и полным эмоций.
— Что? — Спросила я.
— Ты потрясающая, ты знаешь это?
Я поднесла руку к его щеке и задержала ее там.
— Почему это?
— Из-за всего, что ты мне дала. Из-за того, что можешь дать. — Он снова опустил глаза, обхватив мой живот обеими ладонями. — Создаешь жизнь здесь, внутри. — Он снова перевел взгляд на меня. — За то, что любишь меня таким, какой я есть.
Мое сердце сжалось от небольшого укола боли при последнем его слове. Итан все еще боролся с тем, что рассказал мне об ужасных пытках Майка, когда тот был заключенным. Мне было неприятно думать об этом, но я могла только представить, насколько значительно больнее было Итану вспоминать, чем мне слышать об этом и представлять. Итан пережил это. И не мог забыть, потому что его подсознание заставляло его заново переживать этот ужас по собственной прихоти. Но я работала над поиском места для его терапии через доктора Розуэлл — это то, в чем он чувствовал себя комфортно, и что могло бы научить его полезным техникам и методикам, чтобы облегчить некоторые его мучения. Другие альтернативы я отказывалась принимать. Итан собирался найти какое-то облегчение, и я была полна решимости помочь ему в этом.