Редкие земли
Шрифт:
Давайте все фотографироваться — новое ядро корпорации «Таблицы-М», специализирующейся по редкоземельным элементам.
Вскоре по всей бизнес-тусовке прошел слух о перебежчике Алмазове. Якобы этот смельчак сдал Стратовым и Ясношвили тех миошников, которые пронизали и чуть было уже не придушили «Сиб-Минерал». Будто бы прошла целая серия допросов в Прокуренции. Вроде бы намечались кардинальные, или, как сейчас еще говорят, «чисто-конкретные», мероприятия по оздоровлению бизнес-сообщества. То есть аресты. Увы, они не состоялись. Все миошники, открытые Алмазом, исчезли из поля зрения. Вообще возникла какая-то прохладная здоровая атмосфера, в которой даже неловко было говорить о каких-то злополучных злодеях — если так можно сказать о злодеях — из пресловутого
Теперь давайте ознакомимся с одной из фень новояза, добытой с помощью одного из недавних номеров журнала «Совершенно секретно»: тормоза — входная дверь; сборка — комната на нулевом этаже, куда помещают «свежепойманных», она же — ожидания в автозаке; опер — распределяет в камеры; казенка — матрасик, алюминиевая кружка, ложка, подушка, одеяльце, кусок вафельного полотенца; шленка — миска, после обеда сдается; пятак — площадка перед тормозами; поляна — там, где стоят одинарные шконки; старосид среди «свежепойманных зайчиков»; рабочка — привилегированная бригада обслуживания персонала; крытка — запертая камера; подследы; хозбыки; малява — письмо, можно «спалиться»; УДО — условно-досрочное освобождение; ИЗПД — использование заведомо подложного документа; продол — коридор перед камерами. После прочтения глубокий вздох — по фазе…
В период расцвета «Таблицы» все работали, как сумасшедшие. Сидели по ночам, разрабатывая проекты слияний, расширений, поглощений. Иногда возникало ощущение, что империя уже работает сама по себе, вроде бы даже и не нуждаясь в каких-то новых умственных проектах. Она мощно качала прибыль, расширялась, строила титанические обогатительные предприятия, новые шахтерские городки на канадский манер, подъездные пути, забрасывала геологические экспедиции по всей Сибири и во многие страны Африки, нанимала все новые десятки тысяч крс (отнюдь не крупно-рогатого скота, но квалифицированной рабочей силы), расширяла сеть НИИ, устраивая международные конференции ученых, зазывая на них самых высоколобых из «стран семерки», заманивая их на гигантские зарплаты в свои структуры, переманивая топ-менеджеров из международных гигантских корпораций, выстраивая свои полчища лоббистов в Государственной Думе, а также «на Холме», то есть в Конгрессе США, а также в парламентах Евросоюза, ну, разумеется, и в Кремле, и в министерствах, и в силовых органах РФ, настраивая в свою пользу передовых красоток клубного общества, время от времени потрясая Москву сверхкрутыми корпоративными балами в плавучих танцзалах на Москве-реке, на которые предварительно загружались свежайшие морепродукты и целые погреба выдержанных вин, лучшие рок-группы и табуны девиц, но в то же время не оставляя усилий в области филантропии, выражавшихся в строительстве школ, больниц, в устройстве всевозможных фондов, в распространении компьютеров и Интернета, а также в покровительстве искусств, в перекупке различных СМИ с целью распространения идей открытого общества… Итак, империя работала сама по себе, вроде бы совсем и не нуждаясь в руководящей верхушке, однако, с другой стороны, верхушка оная была уверена в том, что и ее деятельность является неотъемлемой частью этой вроде бы спонтанной имперской активности и, если снять эту олигархическую, очумевшую от астрономических прибылей верхушку, тут же что-то подломится и пойдет процесс распада.
Вот именно в этот энергетически мощный период произошло ЧП с Никодимчиком.
Желая закрепиться в мироздании на веки вечные, верхушка начала вырабатывать исторический документ, именуемый далее «Первая хартия корпорации „Таблица-М“. На эти полусекретные „сэшнз“ нередко приглашались посторонние, но близкие фигуры из либеральной общественности. Вот, например, от словесности там пару раз был романист Базз Окселотл. Он как-то не очень адекватно испускал якобы понимающий хохоток, после чего, ничтоже сумняшеся, делал быстрые записи на салфетке. Можно себе представить, какие идеи будущей хартии особенно заинтриговали старого сочинителя. Ну скажем:
«…Время российского „Клондайка“ на исходе…
…Пора прекратить бессмысленное «забивание стрелок», крышевание, траншейную войну и терроризм…
…«Таблица-М» берет на себя серьезные обязательства по окончательному искоренению криминала из своих структур…
…Из нашего лексикона будут удалены жаргонные речения, вроде «откат», «распил», «занос», «разводка»…
…Пора подвести черту под «войной компроматов», под использованием в этой войне нарушений финансового законодательства, совершенных в ту пору, когда этого законодательства не существовало; иными словами, нужно побудить власть обнародовать некую «очистительную амнистию»…
…Для начала корпорация «Таблица-М» объявляет о переходе к полной прозрачности своих текущих финансовых операций. С этого момента корпорация полностью отказывается от «черного нала» и «конвертов». Она переходит к чековой системе оплаты труда. Все служащие и рабочие корпорации будут обязаны ежегодно составлять налоговые декларации. В свою очередь сама корпорация декларирует все свои доходы и ежегодно направляет в казну свой корпоративный налоговый чек…
…«Таблица-М» призывает всех партнеров по бизнесу последовать ее примеру, что, безусловно, приведет к возврату капиталов из заграницы, то есть…»
За окном надрывалась из последних сил злая мартовская пурга. Вот это Ген вспомнил отчетливо. Все собравшиеся вокруг огромного овального стола говорили одновременно. Он хотел было на правах члена триумвирата оборвать этот базар и приступить к формированию пунктов хартии, когда заметил, что один из трех членов триумвирата отсутствует. За столом не было Ашки. Оглядев зал, он увидел ее в темном углу возле окна. Она стояла лицом в пургу, положив обе руки на затылок, что придавало ее тоненькой фигурке какую-то совсем уже лишнюю стройность и почти невыносимое очарование. Рядом с ней с некоторой столбообразностью высился мужчина, в котором он не сразу опознал Макса. Почему он не сразу понял, что это Макс? И почему, даже не опознав Макса, он сразу почувствовал, что происходит что-то непоправимое в его судьбе?
Оставив спорщиков, он пошел туда, в темный угол под огромным окном, в котором непрерывным потоком неслись космы пурги.
Он застонал и даже как-то взметнулся на своей шконке. Надеюсь, что хоть стона моего не слышат Фил, Алекс и Игореха, эти притомившиеся мастурбаторы. Ни одной картины не могу оживить из исторических дебатов по хартии. Винегретный поток валится в тартарары. Даже пристально оглянувшись назад, не могу разобрать, чья борода там мотается, чья бритая башка катится в лузу. Только и осталось: иду псевдонебрежным шагом, как будто просто встал, чтобы размять затекшие конечности, потягиваюсь, якобы разминаю суставы, будто бы и не замечая, что кто-то там стоит в темном углу, а на самом деле приближаясь с каждым шагом к резкому повороту судьбы.
Теперь он видел их отражения в темном стекле. Черт побери, всякий становится моложе и, стало быть, красивше в этих темных отражениях, но эти двое, Он и Она, этот космический выродок и его вечная мечта, казались умопомрачительно великолепной юной парой.
Еще один шаг, и Ген услышит их беседу и по первому же слову поймет ее содержание. Шаг сделан. Он застывает в мнимой задумчивости. Он слышит ее голос:
«Каждый день одно и то же. Ну сколько это может продолжаться?»
Теперь он слышит его голос:
«Ну что ты хочешь? Каждый год „снеговая уродина“ гадская нас доводит! Пять месяцев зимы — отдай не греши!»
Так вот они о чем говорят — просто о зиме, об этих бесконечных метелях. Он сделал еще один шаг и оказался между ними.
«Ген, ты посмотри, что творится! — сказала она. — Мы так до дачи не доберемся».
«Ну и ночуйте в городе», — сказал Алмаз.
Вдруг Гена пронзила еще одна метельная одуряющая своей внезапной наглостью мысль. Они просто воспользовались словесным прикрытием, Он и Она. Впервые в жизни в этот вроде бы вечный союз этих основных местоимений вошел Другой. Всегда, на протяжении, почитай, двадцати лет, Он равнялся Я. Я и Она, Ген и Ашка, Генашка. Теперь Меня вытеснил Другой Он. Теперь, увидев медленно приближающееся отражение в темной стеклянной стене, они успели перестроиться и заменили свой страстный любовный диалог болтовней о метели.