Редкостная Золушка

Руж Роксэн

Сделала несколько шагов в том направлении, куда он выбросил мою сумочку. Ее я и так ликвидирую, теперь для меня единственная ценность в этой вещи — ее содержимое…

Открыла хитрый замок, достала из кошелька купюру таким номиналам, который местные обитатели и не видовали. Вернулась к стонущему бывшему мужу и бросила деньги в коробочку из под лапши.

— Выпей за мое здоровье! — развернулась и пошагала в сторону лестницы, ощущая каждым своим шагом свободу. Будто сбросила неподъемный балласт, который тащила на себе все эти годы. Поднялась по лестнице,

ощущая на коже теплые солнечные лучи.

Подняла голову к небу, закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Громко рассмеялась, открывая глаза, и смахивая с щек горячие слезы…

Свободна!

Я тебе не верю!

Я совершенно не удивилась, когда Татьяна объявила, предварительно постучав и открыв дверь кабинета, что ко мне пожаловал посетитель.

— Ему назначено? — спросила я, нисколько не сомневаясь, что за дверями стоит Павел.

— Нет. — ответила помощница.

— Тогда пусть подождет в приемной, я сейчас занята. — сказала я, демонстративно откидываясь на спинку кресла с газетой в руках.

— Хорошо. Павел, присядьте в приеееее… Да стойте же вы.

Я продолжала держать газету на уровне лица, наблюдая из своего укрытия, как Павел аккуратно — практически бережно, отодвигает Татьяну со своего пути. Заходит в кабинет и закрывает дверь прямо перед изумленным лицом помощницы.

Уняла нервную дрожь в пальцах, радуясь тому, что успела поправить макияж и прическу к приходу Павла.

Да, хорошо ему досталось. Губа рассечена, но кровь уже не идет. Ссадина под правым глазом. Синяк на скуле.

Интересно, как там Андрей?

Павел пересек кабинет и, не дожидаясь разрешения, сел на стул напротив меня.

Демонстративно послюнявила пальчики, перелистывая газетный лист. Как раз на тот разворот со статьей.

— Чего только люди не напишут ради денег! — сказала я, обращаясь сама к себе.

— Надя, — окликнул меня Павел.

Нет. Не хочу даже смотреть на него.

Сделала вид, что увлеклась чтением.

Павел перестал пытаться заговорить со мной. Сделал проще — просто забрал из моих рук газету, смял ее и отправил в мусорное ведро.

Тут уж ничего не оставалось, как поднять глаза и посмотреть на Кашина прямым взглядом.

— Я не писал этой статьи Надя. Информацию для нее я тоже не давал. — Усмехнулась, помотав головой из стороны в сторону.

— Я тебе не верю, Паша, — ответила я спокойным голосом и улыбнулась, не отводя от него взгляда.

— Надя, я понимаю, что… — Павел замолчал, словно забыл то, что, по его мнению, было ему понятно. Прошелся пятерней по волосам, глубоко вздохнув. — Этого просто не должно было случиться.

— Это случилось, Паш. И тут уже ничего не поделаешь… — Мне стоило титанических усилий говорить сейчас спокойным нейтральным голосом, хотя внутри сердце как будто плавилось от боли.

Паша замолчал, смотря на меня тяжелым взглядом.

Кажется, только сейчас я хорошо смогла разглядеть его лицо. За эти несколько дней, что я его не видела, он будто осунулся. Глаза немного впали, а темные круги под ними явно указывали на стабильный недосып. На щеках была многодневная щетина, прибавившая к его возрасту дополнительных лет пять.

— Надя, услышь, пожалуйста, меня. Я к этой статье не имею никакого отношения.

— Зато я имею, Паша. Самое что не на есть непосредственное. Да меня же просто в ней… — голос дрогнул, а на глазах выступили слезы. — Измазали той грязью, которую я пыталась забыть все эти годы. Да так, что и не отмыться теперь.

Паша ничего не ответил, смотря на меня. На его щеках ходили желваки, кисти рук с разбитыми костяшками то и дело сжимались в кулаки.

— Прости, что допустил это. — наконец сказал он.

Почему так больно, Боже!

— Я тебя прощаю, Паша. Но я тебе больше не верю.

— Значит, все?

— Да. Все. — Я не знаю, откуда у меня взялись сейчас силы, чтобы так ответить.

Паша еще несколько секунд посидел, не сводя с меня взгляда. Потом поднялся и направился к выходу.

— Постой, — сказала я. Павел резко остановился и обернулся. Я встала и подошла к шкафу, в который до этого высыпала все содержимое из пострадавшей сумочки, прежде чем та направилась в мусорку. Взяла с полки лежавший флоггер. Подошла к Павлу. Он непонимающе посмотрел на меня, на штуку, что я держала в руке.

— Я купила его тебе на неделю со дня нашего знакомства. — Протянула флоггер Паше. Была удивлена, когда он его принял.

— Спасибо, Надя, — сказал он, подходя ко мне ближе. Я не стала возражать, когда он прижал меня к себе. Это всего лишь прощальное объятье, не более. Вдохнула знакомый запах мужского парфюма. Закрыла глаза, чувствуя его горячие губы у себя на лбу.

Паша резко отстранился от меня. Еще раз посмотрел. Я ответила тем же, запоминая навсегда эти черты.

— Прощай, — сказал он.

— Прощай, — ответила я, отворачиваясь. Уже не было сил ни сдерживать слезы, ни смотреть, как он уходит…

Кто рано встает…

Я постепенно приходила в себя. Медленно, но верно.

Днем работа помогала мне отвлечься от грустных дум. Гораздо сложнее было одинокими вечерами, лежа в холодной постели. В ночные часы я переставала быть настолько категоричной, понимая, что могла бы сейчас заниматься полезными для здоровья делами. Отсутствие Павла в моей жизни делало меня сговорчивей…