РЕФЕРЕНС. Часть вторая: ’Дорога к цвету’
Шрифт:
— Так вон же! — удивилась она. — Смотри, над той башенкой.
Над крышей действительно поднято нечто вроде вымпела. Что на нём изображено, разглядеть не могу, хотя вдаль вижу прилично.
— Разве не вы подняли?
— Может, и мы, — не стал спорить я.
Надо найти время и как следует обследовать эту недвижимость. Но это точно будет не сегодня — последние пару километров до ворот я переставляю
— Михл! Товарищ военмед! — кинулась ко мне Алька. — Куда вы пропали! Я так волновалась!
— Прогулялся за продуктами, — показал я на ослов. — Шопинг слегка затянулся, так что на завтра заказал доставку.
— Шопинг! Доставка продуктов! — всплеснула руками Анахита. — Не думала, что когда-нибудь услышу это снова. Как тебя зовут, девочка?
— Алиана.
— Это же не ты дочь владетеля?
— Нет, что вы! Я её… подруга. И помощница Михла, то есть, товарища Дока.
— Как она, Аль? — спросил я.
— Спит. Я выпоила ей всё молоко, как вы велели, — подогретое и понемногу. Больше молока нет.
— В поклаже есть кувшин, надеюсь, там молоко. Как она перенесла кормление? Расстройства не было?
— Нет, только один раз мы с её мамой отнесли в туалет пописать.
— Значит продолжаем молочную диету. И можно переходить к бульонам, если есть из чего варить.
— Думаю, в мешках есть козлятина, — вздохнула Анахита. — Причём от моей козы. Она была такая старая, что её мяса они наверняка не пожалели. Но, если поварить подольше…
— Займитесь, пожалуйста. А мне надо передохнуть.
— Конечно, Михл! — засуетилась Алька. — Мы сами справимся!
Я из последних сил добрёл до своей кровати и рухнул на неё, как трухлявый клён. Разуться и раздеться сил нет, только разгрузку с броником сбросил. Сколько раз по дороге жалел, что попёрся в этой тяжести! Но, с другой стороны, тот моджахед мог ведь и пальнуть из своей пищали. С третьей — пробить бы он его свинцовой пулей из гладкого ствола не пробил, но заброневую травму от такого калибра я бы хрен перенёс. У стариков кости хрупкие. Но самое противное даже не в том, что у меня болит каждый сустав, мышцы ног как будто варят на холодец, и башка раскалывается, а в том, что мозги скрипят и не хотят думать. Вот она, чёртова старость.
Разбудила меня Нагма — девчонка расшнуровала берцы и теперь стягивает один с ноги.
— Я ещё жив! — сказал я, зевая. — Рано меня мародёрить.
— Нельзя спать в ботинках, ноги испортишь! — девочка потянула сильнее.
— Я сам, там носки, мягко говоря, несвежие.
— Лежи, старый человек, я их постираю. И ещё если чего грязного есть — давай! Я умею! Мама воды нагрела на плите, у нас будет стирка!
— Грязного у меня есть, — вздохнул я. — Чего у меня нет, так это чистого. Переодеться не во что.
— Я принесу! — подскочила Нагма и умчалась.
Я, скрипя, кряхтя и охая, всё же снял берцы сам. И носки, которыми уже впору клопов морить. Чёрт, как всё болит-то! Но меньше, чем могло бы. Наверное потому, что онемело, пока лежал. Сейчас кровь разойдётся, и заболит с новой силой.
Девчонка притащила наряд по местной моде — широкие штаны, рубаха до колен, шерстяные носки и сандалии. Может, мне бороду отпустить? К такой одежде она прямо напрашивается. Да и бриться нечем — модерновая электробритва, купленная по совету Змеямбы, так и осталась в резиденции Креона с остальными вещами. А жаль, действительно отличный был девайс. Лучше бы его взял, чем карандаши с этюдниками, которые у меня зачем-то засунуты в дейпак. В общем, решено — буду бородат. Бородатый старик выглядит более патриаршисто, не светит обтёкшей морщинистой харей. Колоть щетиной мне больше некого, да и, наверное, незачем. Боюсь, мои постельные подвиги уже окончательно позади.
— Откуда вещи? — спросил я, придирчиво разглядывая рубаху. Ещё не хватало вшей каких-нибудь подцепить. Убедился, что один хрен ничего не вижу, и отложил в сторону.
— Подарки от наших старейшин, — пояснила Нагма. — Мужская одежда, три штуки. Женская одежда, три штуки. Вся хорошая, новая, с вышивкой! Жаль, моего размера нет… Но мама обещала перешить! Мама хорошо шьёт! Женись на ней, старый человек!
— В этом нет необходимости, Нагма. Не думаю, что вы вернётесь в кыштак. И не зови меня «старый человек».
— Тогда я буду называть тебя дедушкой, ладно?
— Лучше просто Док.
— Хорошо, дедушка Док. Снимай свою одежду, я отнесу её стирать. Мама готовит плов, скоро будем ужинать! Мама делает самый вкусный на свете плов! Ты точно не хочешь на ней жениться?
— Думаю, она будет против, — улыбнулся я. — Ты беги, я сейчас переоденусь, тогда заберёшь одежду.
Нагма умчалась, а я подумал, что вот такая шустрая внучка — это удобно. Может, действительно — ну, не жениться, конечно, а, например, удочерить Анахиту?
Не всерьёз, конечно, подумал. На черта ей такой дряхлый отчим? Даже унаследовать от меня нечего, разве что берцы. Но они ей велики будут.
К ужину вышел в обновках. Сандалии грубые и неудобные, всё остальное терпимо. По крайней мере, чистое. Анахита тоже переоделась — к моему удивлению, в женское. Разница не так велика — тоже штаны и рубаха, но больше вышивки и голова с плечами покрыты платком.
— Надоело быть бача-пош, — сказала она, поймав мой вопросительный взгляд. — Всё равно имущества у меня теперь нет.
— И что дальше? — спросил я её, принюхиваясь. Плов действительно пахнет шикарно.
— Не знаю. Не хочу думать. Вот, ешь!
Она поставила передо мной блюдо, на ней горкой плов. Попробовал — вкус не хуже запаха.
— С ума сойти, — засмеялась Анахита, — столько лет не видела, чтобы плов ложкой ели!
— Не привык я руками.
— Да ешь, ешь, я только рада! Осточертело это средневековье. Пациентке твоей я бульона сварила. Вот и польза от моей старой козы.
— Спасибо.