Шрифт:
Николай Елин, Владимир Кашаев
РЕФЛЕКС
Время было позднее, но Илюшка на это плевал. Он лежал в кровати и, вместо того чтобы спать, орал благим матом.
– Может, он есть хочет?
–
– Да я его недавно кормила, - пожала плечами мать.
– Тогда, может, он мокрый?
– Нет, пелёнки совсем сухие...
Отец задумался.
– А что, если ему колыбельную спеть?
– А ты слова знаешь?
– Что-нибудь вспомню. Какая ему разница, в конце концов! Всё равно он ещё слов не понимает.
Отец подошёл к кроватке, пошевелил губами, припоминая слова, и наконец задумчиво пропел:
– "И, забывши скромность, одуревший в доску, как жену чужую, обнимал берёзку..."
Илюшка обалдело похлопал ресницами и замолчал, прислушиваясь. К тому моменту, когда отец затянул тот же самый куплет в четвёртый раз, малыш уже крепко спал. На личике его застыла блаженная улыбка.
Под эту колыбельную Илюшка беспрекословно засыпал ещё два дня, однако на третьи сутки она ему, видимо, приелась, и он, игнорируя все старания отца, продолжал кричать во всё горло. Тогда в дело была вынуждена вмешаться мама.
– "И нам не страшен ни вал девятый, ни холод вечной мерзлоты...
– мужественным голосом затянула она.
– Ведь мы ребята, ведь мы ребята семидесятой широты..."
Илюшка положил палец в рот, сказал "агу", закрыл глаза и притих.
...Когда сольный репертуар у родителей иссяк, они стали петь хором. Первое время младенец довольствовался строевыми солдатскими песнями. Затем родителям пришлось разучивать и исполнять на ночь сцены из оперетт. С возрастом убаюкать сына становилось всё труднее. К делу стали привлекаться родственники и знакомые. С их помощью были поставлены отрывки из "Риголетто", затем первое действие "Пиковой дамы"...
Шли годы. Илюша взрослел, кончил школу, потом институт. Обзавёлся семьёй, стал солидным человеком. Теперь он работает музыкальным критиком. И может быть, ничем не выделялся бы среди своих коллег, если бы не оставшаяся с детства привычка: на всех премьерах он, удобно развалившись в своём кресле, сладко спит, и на устах его играет блаженная улыбка.