Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
Шрифт:
После того как отгремели битвы с иноземными полчищами, налетевшими с запада и севера на Русь в начале XVII в., после того как были подавлены основные очаги крестьянской войны, современники попытались найти ответ на волновавший всех вопрос о причинах «смутного времени». И совершенно понятно, что их взоры обратились к годам правления царя Ивана Васильевича, когда завязывались те узлы противоречий, которые остро проявились в их время.
Официальную трактовку правления Избранной рады дает Хронограф 1617 г., сложившийся в кругу деятелей Посольского приказа. В этом памятнике царствование Ивана Грозного резко делится на две половины: до и после смерти царицы Анастасии Романовой. Пророма-новский привкус опенки событий в Хронографе сочетался с вельможно-боярской ее сущностью. Если для Курбского смерть Анастасии была лишь внешним поводом. положившим конец правлению Избранной рады, то по Хронографу Анастасия наставляла царя «на всякия добродетели», а потому ее смерть оказала самое решающее воздействие на исторические судьбы России. Потеряв столь «мудрую» супругу, верную опору в жизненных бурях, царь «нача сокрушати от сродства своего многих, такоже и от велмож синклитства своего». В Хронографе при рассказе о событиях 50-х годов XVI в. главным образом подчеркиваются воинские подвиги Ивана IV, его благочестие и мудрость.
Панегирик деятельности
5
«Материалы по истории СССР», вып. II, М., 1955, стр. 56.
По весьма правдоподобной гипотезе М. Н. Тихомирова, автора сведений середины XVI в. Пискаревского Летописца следует искать в среде, близкой к Шуйским и враждебной к Романовым (которым летописец вменяет в вину учреждение опричнины) [6] . Если это так, то и апология деятельности Адашева понятна: Адашев пришел к власти после того, как Шуйским в ходе восстания 1547 г. удалось отстранить от дел родичей молодого царя Ивана — Глинских.
Если v писателей XVI — начала XVII в. события середины XVI столетия проходили перед глазами или волновали их воображение в рассказах очевидцев, то уже в начале XVIII в. Иван IV был в полной мере героем исторического повествования. В. Н. Татищев в своей «Истории Российской» создал законченную схему русского исторического процесса, альфой и омегой которого было русское самодержавие, воплощавшееся в мудрой деятельности монархов. Время правления Ивана IV должно было, по его представлению, включаться в четвертую часть истории России, начинающуюся княжением Ивана III, который «прежде падшую монархию восставил» [7] . Иван IV, продолжая деятельность своего деда и отца, привел монархию «в лучшее состояние» [8] . Для Татищева Иван IV был одним из идеальных монархов. Он «Казань и Астрахань себе покорил… и есть ли бы ему некоторых беспутных вельмож бунты и измены не воспрепятствовали, то бы, конечно, не трудно ему было завоеванную Ливонию и часть немалую Литвы удержать» [9] . Современник победоносной Северной войны, Татищев обращал внимание читателя на то, что вопрос о присоединении Прибалтики встал еще во время войны Ивана IV за Ливонию.
6
М. П. Тихомиров. Пискалевский Летописец, как исторический источник о событиях XVI — начала XVII в. («История СССР», 1957, № 3, стр. 112–122).
7
В. Н. Татищев, История Российская с самых древнейших времен, кн. 1, ч. 2, М… 1769, стр. 541.
8
В. Н. Татищев, Разговор о пользе наук и училищ, М., 1887, стр. 138, ср. стр. 100–101.
9
В. Н. Татищев, История Российская, кн. 1, ч. 2., стр. 544.
К сожалению, изложение истории России XVI в. не было доведено Татищевым до конца и осталось в виде предварительных материалов, не вполне обработанных автором. В основу своего рассказа он положил конспективное изложение текста Львовской летописи, внеся в нее только небольшие изменения. Очень интересна лишь вставка под 1544 г. об издании Судебника (1550 г.), которое Татищев объяснял тем, что великий князь стремился искоренить «в судех неправды и грабления». для чего собрал «от городов добрых по человеку» и Боярскую думу (т. е. Земский собор). Усилил Татищев и оценку боярского мятежа 1553 г., введя характеристику бояр как отступивших «от правды» [10] .
10
Подробнее см. А. И. Копанев, Об одной рукописи, принадлежавшей В. Н. Татищеву («Труды Библиотеки Академии наук СССР и Фундаментальной библиотеки общественных наук Академии наук СССР», т. II, М.—Л., 1955, стр. 233–240).
Очень интересовал В. Н. Татищева, занимавшегося более 15 лет изучением и подготовкой к печати «древних законов», Судебник 1550 г. [11] Тщательно выполненный комментарий к Судебнику дает прекрасный образец рационалистической критики исторических источников. Здесь мы находим и объяснение терминов («боярин», «окольничий» и др.), для чего привлекаются различные дополнительные материалы; перевод и истолкования неясных оборотов. В комментарии к статье о крестьянском отказе В. Н. Татищев «выступает с рассуждениями в защиту крепостничества» [12]
11
А. И. Андреев, Примечания В. Н. Татищева к «древним русским законам» («Исторические записки», кн. 36, 1951, стр. 262).
12
Л. В. Черепнин, Русская историография до XIX века, М. 1957. стр. 183.
Различные оценки деятельности Ивана Грозного, а именно к ней тогда сводили важнейшие перемены в истории России XVI столетия, впервые в историографии непосредственно столкнулись друг с другом в конце XVIII в.
Представитель вельможной аристократии князь М. М. Щербатов дал противоречивую характеристику времени правления Ивана IV, выделяя этот период в особый (пятый) том своей «Истории Российской». Середина XVI в. рассматривается автором в первой части тома (от вступления на престол Ивана IV до присоединения Астрахани). Щербатов высоко оценивает стремление Ивана Грозного укрепить самодержавие. Он осуждает «беспорядки», происходившие в малолетство царя «от распри и злобы боярской» [13] . Царь Иван, по его мнению, имел дальновидный разум, достиг крупных внешнеполитических успехов и ввел справедливое законодательство [14] . Но, как бы продолжая линию Андрея Курбского, Щербатов считал, что самодержавная власть должна считаться с требованиями аристократии и с законностью, «ибо всякие законы суть лучше, нежели самовластно употребляемые обычаи». Он, в частности, подчеркивал, что Иван IV сочинил Судебник «не самовластием своим», а созвав родичей и бояр [15] . Смысл ограничения местничества Щербатов усматривал не в ущемлении прав княжат, а в стремлении паря «привести младых людей к повиновению чиновным людям» [16] . Он оправдывал деятельность бояр в 1553 г., которые, «яко рожденные советники царские и блюстители престола», выдвигая кандидатуру князя Владимира Старицкого, хотели избежать повторения распрей, происходивших в малолетство царя. Казни и ужасы периода опричнины Щербатов объясняет непомерным честолюбием царя Ивана и «низостью его сердца» [17] .
13
М. М. Щербатов, История Российская от древнейших времен, т. V, ч. 1, СПб., 1786, стр. 454.
14
М. М. Щербатов, указ. соч., т. V, ч. 3, СПб., 1789. стр. 217, 219.
15
М. М. Щербатов. указ. соч., т. V, ч. 1, стр. 246–247.
16
М. М. Щербатов. указ. соч., т. V, ч. 1, стр. 250.
17
М. М. Щербатов, указ. соч., т. V, ч. 3, стр. 222.
Безоговорочно позитивную оценку деятельности Ивана Грозного дал дворянский историк И. Н. Болтин, который резко выступил против исторической концепции Щербатова. Впервые в русской историографии Болтин сравнил Ивана IV с французским королем Людовиком XI [18] . У Болтина, защитника абсолютной власти монарха, положительное содержание мероприятий Грозного сводится к уничтожению «самодержавных владений» вельмож, присоединению обширных владений, введению единого судопроизводства — Судебника 1550 г. [19]
18
См. И. У. Будовниц. Иван Грозный в русской исторической литературе («Исторические записки», кн. 21, 1947, стр. 279).
19
И. Болтин. Примечания на историю древния и нынешния России Леклерка, т. I, 1788, стр. 307, 308–310, 313–320; т. II, стр. 439.
Взгляды Н. М. Карамзина (1766–1820 гг.) на русский исторический процесс складывались в обстановке растущего крестьянского движения и представляли собою попытку обосновать необходимость для России крепкой самодержавной власти, как надежной опоры дворянства. Россия, по мнению Карамзина, всегда спасалась «мудрым самодержавием». Но если «без монарха — нет дворянства», то и «без дворянства — нет монарха» [20] . С этих консервативно-охранительных позиций он и подходил к оценке событий XVI в. Для него история России сводится прежде всего к истории самодержавия, воплощенного в деяниях монархов. Примыкая по своим основным оценкам деятельности Ивана IV к Щербатову, Карамзин облекает их в такую образную и эмоционально убедительную форму, что они долгие годы продолжали влиять на умы многих историков и литераторов.
20
Н. М. Карамзин. Записка о древней и новой России, СПб., 1914, стр. 10, 47, 127.
У Карамзина более четко, чем у Щербатова, изложена мысль, встречающаяся еще в Хронографе 1617 г. и лишь отчасти у Курбского, о делении времени правлении Ивана Грозного на два периода: до и после смерти Анастасии Романовой. После борьбы властолюбивых бояр Шуйских, правление которых было наполнено всевозможными беззакониями, с князем Бельским, отличавшимся человеколюбием и справедливостью, после боярского мятежа 1547 г. началась «эпоха Иоанновой славы» — ко власти пришли «смиренный иерей» Сильвестр и «прекрасный молодой человек» Адашев, которые не жалели своих сил ради пользы отечества: «мудрая умеренность, человеколюбие, дух кротости и мира сделались правилом для царской власти» [21] . Судебник 1550 г., ограничение местничества, Стоглав, присоединение Казани — вот неполный перечень тех славных деяний, которые совершены были в эти счастливые дни Иоанна да и всей России. Затем, по смерти Анастасии, когда Иван Грозный лишился «не только супруги, но и добродетели», началась мрачная пора в русской истории. Как и Щербатов, Карамзин рисует «загадочный образ» Ивана Грозного, в котором сочетались страсти «неистового кровопийцы» и недюжинные способности государственного преобразователя.
21
Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. 2, т. VIII, СПб., 1842, стб. 33, 43–45, 47–48, 63, 66.
Но карамзинская концепция уже в начале XIX в. вызывала к себе настороженное отношение представителей нарождающейся буржуазной историографии. Так, Н. С. Арцыбашев, подвергнув критике источниковедческую базу Карамзина (его излишнее доверие к сказаниям иностранцев и к сочинениям князя Курбского) [22] , писал, что Иван IV был вынужден прибегнуть «к излишней строгости» для обуздания своевольных бояр и их поборников. Бояре были «причиною слабостей государя, бессмертия достойного» [23] .
22
См. Н. Арцыбашев, О степени доверия к Истории, сочиненной князем Курбским («Вестник Европы», ч. 118, № 12, М., 1821, стр. 278–294).
23
Я. Арцыбашев, О свойствах царя Иоанна Васильевича («Вестник Европы», ч. 120, № 18, 1821, стр. 135; № 19, стр. 191).