Регент. Право сильного
Шрифт:
— Почему?
— Потому что равновесие — хрупкая основа всей реальности. Тот, чьи с-с-силы огромны, обязан хранить и поддерживать его. Знает об этом хоть кто-то или нет, но в переплетении четырех стихий есть особый смысл: закрепить то, что иначе было бы разрозненным. Раньш-ш-ше был храм, был император, сейчас нет ни того, ни другого. Но есть ты, — добавил он внезапно.
— У нас будет император, надо лишь подождать, пока мальчик окрепнет.
— А если он не успеет? Его магия так же нес-с-стабильна, как твоя. Даже тебе слож-ж-жно ее сдерживать,
— К чему ты ведешь?
Красноглазый склонился и вперил острый взгляд в собеседника.
— Я могу помочь тебе, — тихо выдохнул он. — Научить, как сделать так, чтобы Стихия отметила своей дланью тебя. И тогда ты станеш-ш-шь тем, кто восстановит равновесие.
— И что тебе нужно взамен?
— Месть.
Повисло долгое молчание. Существо отстранилось, сделало несколько шагов в сторону, опустилось на песок, продолжая сверлить взглядом собеседника.
— Я хочу крови тех, кто стал причиной поражения моего народа в недавней войне. Хочу жизни тех, кто в этом виновен. Они уничтожили то, что мой отец возводил годами. Десятилетиями. Более сотни лет.
— Что это даст тебе?
— Покой. Я буду знать, что ушел в небытие не один.
— Кто именно тебе нужен?
— Все отродья императорской семьи. Все уцелевшие союзники герцога Недоре.
Его собеседник усмехнулся:
— Жадность — порок.
— Ты получишь трон, разве это не прекрасная награда за помощь?
Человек молчал.
— Я должен подумать, прежде, чем давать ответ. Но не надейся особо: связываться с подобными тебе слишком рискованно, император заплатил за это жизнью, я не хочу пойти по его стопам.
— Думай, но не слишком долго. Ведь у твоего мира не так много времени. Ты можешь оказаться тем, кто остановит разрушение, разве это не прекрасная цель? Благородная и возвышенная, достойная великого человека.
— Какая тебе выгода в том, что наш мир выживет? — человек сомневался, обдумывая сказанное и так и эдак. Что-то было неправильно, слишком заманчивым выглядело предложение.
— Не веришь?
— А должен?
— Хочеш-ш-шь, докажу, что не солгал? Дам тебе то, чего ты жаждешь без всяких договоров?
Человек удивленно вскинул голову, а существо продолжило совершенно невозмутимо:
— Старый колодец внизу и мертвое дерево, высохш-ш-шее, бесполезное, никому не нужное. Сила Воды и Земли в одном мес-с-сте. Ты можешь забрать их магию себе.
— Зачем пытаешься обмануть? Это невозможно. Стихиям нужны жилы, алтари, священные места, а не люди.
Существо ухмыльнулось.
— Только, если равновесие не нарушено. Сейчас магия нестабильна и может привязаться к любому проводнику, а твои возможности достаточны для того, чтобы вытянуть стихию, вплес-с-сти ее в свое тело. Впрочем, реш-ш-шать только тебе. Не заберешь ты — заберет другой.
Красные глаза мигнули и погасли, над дюнами повисла тишина, нарушаемая лишь тихим пением сотен песчинок, летящих по ветру. Наконец человек произнес едва слышно:
— Я хочу получить доказательства. Если пойму, что это правда, то обдумаю твое предложение более внимательно.
***
Тонкорогий месяц давно скрылся за линией горизонта, чернильное небо начало понемногу светлеть на востоке, когда спокойствие ночи было нарушено раскатистым ударом и сине-зеленой вспышкой. К небу поднялся исполинский сноп сияющих вихрей. Яркие, ослепляющие, переплетенные между собой в немыслимом рисунке, они взвились в небо, изогнулись и с воем устремились обратно к земле.
Человеческая фигурка в самом центре этой дикого сияния казалась черным росчерком, крохотной соринкой, невесть как попавшей в гигантский костер. Вот мужчина поднял руки, тело его выгнулось в муке, рот раскрылся в беззвучном вопле, а магия вливалась в слабое смертное тело с неистовым напором первородной стихии.
Но вот сияние померкло. Миг или два — и в воздухе остались только догорающие искры. Камни колодца рассыпались пылью, а остов дерева истлел, превратился в хрупкую оболочку из золы и пепла. Человек рухнул на колени, потом уткнулся лицом в песок, загребая землю сведенным в судороге руками, перекатился на спину, застонал. Глаза его были широко распахнуты, но смотрели бессмысленно: боль затопила их до краев.
Несоразмерно огромное существо подошло поближе, склонилось, словно принюхиваясь.
— Вот видишь, я сказал правду. А боль — это хорош-ш-шо, запомни ее, теперь она — твой спутник и твой дар. Да, за все надо платить, — черный коготь коснулся беззащитной шеи, натянул кожу до предела. Человек дышал хрипло, с трудом заглатывая воздух резкими вдохами, в глазах его мелькнули ненависть и страх, но тут же погасли. — Я приду за ответом, — красноглазый отстранился. — Буду ждать твоего решения.
***
Больно.
Боль ворвалась в сознание, вывернув его наизнанку, стирая остатки сна, обрывки мыслей и грез, лишая возможности вздохнуть, не давая закричать.
Мышцы свело судорогой, сила наполнила каналы до предела, стремясь на волю, желая только одного: свободы. Перед глазами поплыло алое марево, щедро разукрашенное цветными сполохами.
“Удержать! Я должен удержать ее!” — Илияс изо всех сил потянулся к ускользающей магии, жестко закручивая вырвавшиеся потоки в плотные сгустки, сияющие всеми цветами радуги. Нехотя, медленно, с упрямством старого мула, она подчинилась, сперва покорно принимая нужную форму, а потом и вовсе растворяясь в предрассветной мгле.
Илияс обессилено рухнул на спину, рассматривая резной потолок комнаты, складки легкого шелка на балдахине, прозрачные утренние сумерки за окном. Верховного жреца колотило от только что пережитого, по телу гуляли отголоски спазмов, на лбу выступил холодный липкий пот.
— Что случилось? — услышал он сонный голос. — Ты кричал. Что это было? И как ты оказался на полу?
С края ложа на него смотрела женщина. Не слишком молодая, с выразительными крупными чертами лица, до безумия родная, взъерошенная и перепуганная от того, что ее сон был прерван таким странным образом