Реинкарнатор
Шрифт:
Пока жена бессмысленно суетилась, а дети ревели, Костя вышел из комнаты и вызвал «скорую» медицинскую помощь. Именно она зафиксирует смерть. Затем ушел, пока на него никто не обращал внимания.
Женский отчаянный крик, переходящий в вой, был слышен даже на улице, а для Кости мир наконец обрел свой объем, запах и цвет. Преобладал черный. Цвет ночи.
Машина нашлась по огоньку сигареты: Митя вовремя вылез на перекур.
– Едем? – приготовился он выбросить окурок.
– Погоди.
Косте нужно было очухаться, подышать холодным осенним воздухом, подождать, пока сердце перестанет стучать, как у жокея на скачках, и адреналин уйдет из крови. Он не боялся смерти, но до ужаса боялся не успеть. У Кости, как и у коллег, иногда на руках умирали по-настоящему. Без слепка кармы. Значило ли это, что они больше не перерождались? Неизвестно. Весь штат московского НИИ реинкарнации не мог ответить на этот вопрос. Считалось, что умершие без слепка рождались вновь, но не помнили прошлую жизнь.
Оставались ли они теми же самыми личностями? Над этим вопросом до сих пор ломают головы философы, для простых же людей смерть без слепка кармы – окончательная, настоящая. Если живешь в другом теле, в другой семье, может, даже в другой стране и ничего не помнишь о себе прежнем – ты уже другой человек, прежний ты умер. Умер не только для всех родных и друзей, но в первую очередь для себя.
– Ладно, хватит мерзнуть. Поехали, – вздохнул Костя.
Они забрались в тепло салона, и двигатель ожил. Желтая машинка с надписью «Скорая реинкарнаторская помощь» тихонько, чтобы не разбить подвеску о колдобины, поехала на патрулирование по Москве. На капоте красовался символ Министерства реинкарнации: круг, прерывающийся в трех местах. Он же был на чемоданчике с кармографом и на вороте кителя сотрудника «скорой».
Костя достал свой рабочий коммуникатор. Машину потряхивало, и палец то и дело попадал в соседние буквы. Это бесило, но останавливаться не хотелось. Надо всего лишь записать имя, адрес и время слепка, и опыт подсказывал, что лучше это сделать сейчас, пока помнишь. Без этих записей в статотделе не примут пластины с кармой, сиди потом, насилуй память.
Покончив с бюрократией, он включил радио. Пощелкал и остановился на новостях. «Президент нанес официальный визит в Королевство Раттанакосин…», «Два человека погибли во время демонстрации за независимость Сенегала от Франции…», «Российские хоккеисты вышли в полуфинал…».
Митя поморщился, но смолчал. По негласной привычке во время дежурства реинкарнаторам никто не смел перечить, они выбирали дорогу, радиостанцию, темы для разговоров и даже кофейню, где под утро, когда спать хотелось сильнее, чем жить, покупали обжигающе горячий кофе в бумажных стаканчиках. Впрочем, Константину Юрьевичу вообще мало кто осмеливался перечить: семнадцать лет работы на «скорой» – это не шутки!
Его неоднократно звали к себе частные фирмы, но он отказывался, несмотря на мизерную зарплату и выматывающий график сутки через двое. Формально, конечно, через трое, но оперативников всегда не хватало, так что часто приходилось затыкать дыры. Вот как сегодня. Все знали: самые тяжелые смены – с ним. Ни отдыха, ни продыха. Он будто гончая, взявшая след. Закончить пораньше хоть на полчаса? Ха! Забудь. Спасибо, если еще не задержишься на час-другой.
Новости на радио сменились болтовней об отмене обязательной реинкарнации. Законопроект рассмотрели уже со всех сторон, о нем высказались не только политики и экономисты, но даже артисты, певцы и спортсмены. Лишь российская буддистская община молчала, будто дала священный обет. На окончательное решение по законопроекту, при горячей поддержке правительства и категорическом неприятии Ордена реинкарнации, могла повлиять именно позиция общины – позиция третьей силы. По радио проправительственный экономист сулил огромную экономию бюджетных денег. Вот только не уточнял, что экономия предполагалась за счет увольнения реинкарнаторов и еще большего снижения и так скудного финансирования «скорой» помощи. Молчал и о том, что в частных компаниях цены за слепок кармы сразу бы подскочили вдвое, а то и втрое, что закрывало возможность перерождения беднякам, а это несколько миллионов россиян. Зато о пополнении казны за счет налоговых отчислений разливался соловьем.
Костя злился, когда слышал эти аргументы, но через секунду все это стало не важно.
– Газу! Газу!
Шофер вздрогнул, вдавил педаль в пол, врубил мигалку и крутанул руль. К счастью, разворот на сто восемьдесят градусов с заносом прошел без инцидентов: Рязанское шоссе по случаю глубокой ночи и начала праздника Огней пустовало. Будь Костя сейчас в нормальном состоянии, Митя бы огреб. Ну кто так водит?! Врезались бы – и машину угробили, и к пациенту не успели бы. Но он не заметил опасного маневра и привычно ткнул пальцем в карту на коммуникаторе. Точка замигала красным, сообщая диспетчеру Скорой реинкарнаторской, куда они едут.
К первому запаху внезапно примешался второй, еле ощутимый, но все же вполне четкий. Костя ткнул снова в коммуникатор, и вторая точка, будто гематома в порванной артерии, запульсировала, сообщая еще об одной смерти. В этот момент ожила рация:
– Четвертый, видим ваши сигналы, куда поедете?
На выбор оставалось несколько секунд. Костя мог спасти лишь одного: между двумя умирающими чуть больше километра, и оба долго не протянут. Но у второго все же время смерти позже, и есть небольшой шанс, что к нему успеет другой оперативник.
– К первому.
– Вас понял.
Через несколько секунд второй запах пропал: Костя вышел из зоны восприятия. Утопив педаль газа в пол, шофер гнал к тому, кто умрет раньше.
Желтая машинка нырнула в очередной двор, вспугнув кота, но не остановилась у домов, а пролетела дальше, к мусорным бакам и железной дороге.
– Тормози. Дальше не проедешь, – скомандовал Костя и обхватил ручку черного чемоданчика.
Под сапогами хрустело битое стекло. Ветер мотал полиэтиленовый пакет, зацепившийся за торчащий из земли железный прут. Воняло тухлятиной, как обычно на помойках, но сладковатый запах смерти все перебивал. На самом деле реинкарнаторы не осязали его в прямом смысле слова, это был внутренний «запах», узконаправленный, он чувствуется тем сильнее, чем ближе находишься к умирающему. Метров за семьсот-восемьсот можно поймать этот «луч» и идти по нему, ощущая всем телом, как компасом. Запахом его называли лишь оттого, что за все столетия существования Куполов так и не придумали лучшего слова.
Костя продрался через мокрые кусты, под ногами захлюпала жижа. Кто-то стонал, привалившись к стенке мусорного бака, но в темноте не разглядеть. Костя вытащил фонарик и осветил длинную рану через весь живот, которую бродяга зажимал руками. Смерть тут уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в ожидании нового гостя.
Жестяная банка из-под «Праны» под сапогом со скрежетом смялась, привлекая внимание. Очумевший взгляд бродяги сфокусировался, уставился на черную форму. В темноте не рассмотреть ни нашивку Министерства реинкарнации, ни шеврон «скорой» помощи, но все же умирающий моментально понял, кто перед ним. Сухие, обветренные губы пошевелились, а затем с хрипом выплюнули: