Река Хронос Том 2. Заповедник для академиков. Купидон. Младенец Фрей
Шрифт:
Алик без слов сделал шаг в каюту и закрыл за собой дверь.
– Послушайте, Алик, – сказал Андрей. – Я вас к себе не приглашал, а вы меня не арестовывали.
Алик был удивлен и чуть приоткрыл рот, чтобы лучше слышать и понимать.
Андрей понял, что Алик в недоумении. Пришлось пояснить:
– Подождите в коридоре, я не люблю переодеваться при посторонних. А еще лучше – идите к себе, я найду вашу каюту.
Алик не догадался, как себя вести дальше. Угрожать, пугнуть, отступить, промолчать – видно, не было инструкций.
Андрей сразу
– Я жду, – сказал он голосом лорда, отправляющего дворецкого чистить серебро.
Когда Алик ушел, Андрей понял, что одним недоброжелателем у него на свете больше. Но тем не менее он полагал, что был прав, потому что опаснее всего слуги сильных мира сего – они отождествляют себя с хозяевами, но, как правило, лишены воображения.
Когда Андрей вошел в каюту № 512, встретили его радостно и громко, как запоздавшего родственника. Антонина крупными шагами ринулась к двери, схватила Андрея за плечи, как Тарас Бульба вернувшегося до хаты сынка, и встряхнула:
– Добро пожаловать в нашу скромную компанию.
Бегишев сидел в одиночестве на низком диване, растекшись по нему студенистой тушей, которую не мог удержать воедино синий с белыми полосами спортивный тренировочный костюм. Он изобразил улыбку и гостеприимство, что далось ему нелегко – лицо Оскара Ахметовича не было приспособлено для теплых чувств. Он приподнял пухлую руку и щелкнул пальцами. Андрей увидел, что на руке вспыхнул синим камнем золотой перстень.
Алик стоял спиной у письменного стола и открывал бутылки. Он видел приход Андрея в отражении иллюминатора, так что поза была намеренной. Младенец Фрей был возбужден, щеки горели, будто нарумяненные. Виски и скулы были наверняка подкрашены. Любопытно будет спросить у Лидочки, красил ли Фрей волосы, пока жил у Сергея.
Фрей стоял справа от двери, у занавески, отделявшей гостиную от спального алькова, в компании незнакомого Андрею странного маленького человека со сплющенным с боков лицом, густо заросшим черной щетиной – только острый горбатый нос толщиной в закладку для книги выдавался из этих зарослей. Глазам человека также было тесно на лице, они круглились, а брови были поломаны опрокинутыми галочками. Когда Фрей подвел этого человечка, к которому благоволил, очевидно, потому, что тот уступал ему в росте сантиметров десять, Андрей понял, что незнакомец позволяет волосам столь густо закрывать лицо, чтобы не был виден скошенный подбородок – его место занимали волосяные джунгли.
– Профессор Маннергейм, – представил бородатого мужчинку Фрей. – Борис Анатольевич, экстрасенс, ведущий специалист по Шамбале и Тантре. Член Нью-Аркской академии трансцендентальных знаний.
– Член-корреспондент, – сердито поправил профессор Маннергейм Фрея. – Всего-навсего член-корреспондент.
– Но это немало, – искренне порадовался Андрей.
– Вы так думаете? – спросил профессор.
Андрей ощутил, что Фрей понял издевку, оценил ее и затаил знание о ней.
Произошла пауза – Фрей и профессор внимательно смотрели на
– Вы приходитесь родственником генералу Маннергейму? – спросил он.
И ему показалось, что окружающие вздохнули с облегчением. Угадал.
– Мои предки – крестьяне, – сообщил Борис Анатольевич. – Одного из имений пресловутого барона.
– Он несет это как крест, – сказала Антонина.
– Ну уж не сейчас, не сейчас, – вдруг заявил тонким голосом Бегишев. – Сегодня я был бы счастлив иметь такую фамилию. Да на нее такие сделки бы клевали, офигеть.
– А я предпочел бы быть Ивановым, – храбро возразил Маннергейм.
– Никто не мешает – перемени фамилию, возьми псевдоним, я тебе за двести баксов эту процедуру в мэрии в два дня проверну.
– Простите, Оскар Ахметович. – Маннергейм демонстративно и обиженно развел руками. – У меня нет двухсот баксов! – Последнее слово он произнес с искренним презрением.
Бегишев хмыкнул и ответил после короткой паузы, словно не сразу сформулировал мысль:
– Заработай.
Пауза кончилась, потому что Антонина поняла, что пора брать руководство веселой пирушкой в свои руки.
– Усаживайтесь, мальчики, – сказала она, – усаживайтесь. В ногах правды нет.
Кресел и стульев хватило всем. Лишь Алик не занял свой стул – он ставил на большой журнальный столик у дивана бутылки, видно, взятые с собой – родные, российские напитки, без затей. Шампанское и водка. На столе стояли две раскрытые банки датской ветчины, формой напомнившие Андрею печень, кучей громоздились пирожки – такие давали днем к бульону, толсто и неаккуратно был порезан сервелат.
Алик разлил шампанское по бокалам, принесенным из бара.
– За знакомство, – сказала Антонина. Бегишев не спорил с тем, что она взяла на себя роль тамады, – очевидно, ему было жаль расходовать свою драгоценную энергию на столь банальные дела. Он зачерпывал столовой ложкой ломоть ветчины, соединял его с пирожком, делал хватательное движение неимоверно расширившейся пастью, и пища исчезала внутри.
Андрею показалось, что он видит, как добыча ползет по глотке Бегишева, как видишь кролика, перемещающегося по пищеводу удава.
– До дна, до дна! – закричала Антонина, ставя бокал вверх ножкой.
– Но ты же знаешь, – укоризненно сказал Маннергейм, – для меня это исключено.
– Он закодированный, – сказала Антонина Андрею, за что была подвергнута выговору со стороны Фрея.
– Это нетактично по отношению к профессору, – сказал тот. Андрей с интересом стал слушать, какова будет ответная реакция. Его интересовали внутренние отношения в этой стае – она в какой-то форме существует не первый день, и для понимания ее структуры и специфики важно уразуметь, кто здесь вожак формальный, а кто истинный, кто хромая обезьянка, а кто будущий соперник вожака… Впрочем, стая была слишком мала, чтобы законы в ней действовали в полную силу.