Река Хронос Том 2. Заповедник для академиков. Купидон. Младенец Фрей

Булычев Кир

– Организм спешит растолстеть на халяву, – согласился Миша. – Организм у меня холостой и хочет наработать жирку на всю весну. Можно я тебе часть скорлупок переложу? А то официант подумает, что я лучший в мире пожиратель яиц.

– Нет, – строго ответила Дора Борисовна. – Научись наконец отвечать за свои поступки.

– Это не поступок, это преступление, – самокритично признался Кураев и поменялся тарелками с Андреем.

Дора Борисовна ахнула, глядя на такое невоспитанное поведение ведущего ленинградского прозаика.

Владимира

Ивановича Иванова Андрей за завтраком не увидел, но вот толстый господин с надутыми младенческими щеками, в модном мешковатом костюме и слишком ярком галстуке к завтраку вышел. Андрея он, конечно же, не заметил. Толстяка сопровождал уже знакомый Алик, стриженный «под бокс», в той же квадратной куртке, и женщина средних лет, с полным красным лицом, взбитыми русыми волосами, крепкая, широкая в кости и мясистая телом. Придай такому лицу и телу маленькие круглые глазки – получилась бы свинья, но глаза у женщины были большие, серые, выпуклые, правда, какие-то сонные.

Толстый господин к стойке не пошел. Он сидел за столом, а квадратная куртка и пучеглазая женщина принесли ему завтрак и потом, по мере того как он наедался – очень быстро, неопрятно и жадно, – подносили ему все новые тарелки с колбасой, омлетом и даже кашей.

«Это мультимиллионер, – предположил Андрей. – Он главный спонсор сборища интеллигенции и за это приказал устраивать за завтраком шведский стол: для него в этом путешествии одна радость – обжорство».

У выхода из ресторана стояла Бригитта Нильсен и раздавала программки. Она каким-то своим, иностранным чутьем угадывала участников конференции, отделяла их, как зерна от плевел, от спонсоров и туристов, заполнявших прочие места на «Симонове». Андрей получил свою программку и выяснил, что первое пленарное заседание состоится в главном салоне в семнадцать часов, после отхода из Таллина.

Валютный магазин на главной палубе был открыт, туда заходили полюбопытствовать, в основном туристы, у которых были свободные деньги. Но туристы ничего не покупали. Они берегли деньги для более важных боев – на чужеземных берегах.

Андрей тоже заглянул в магазин. Продавщица с желтыми волосами узнала его и сказала:

– Я товар еще не подготовила. Я вам потом подскажу, что выгоднее приобрести.

Андрей хотел бы найти «искалку» для ключей – брелок, который отзывается на свист. Но тоже ничего не стал покупать.

Алеша был в каюте. Он дал Андрею такую же программу, как Бригитта. Андрей подошел к иллюминатору. За ним был виден низкий берег и мол с маяком на конце.

– Это уже Таллин, – сказал Алеша. – Костя просил тебя написать статью для газеты.

– Для какой газеты?

– Но ты же был в штабной каюте? Его семейство изготавливает ее.

– Я не знаю, о чем пишут статьи в газетах, – сказал Андрей.

– У тебя щека пухнет.

Андрей провел пальцами по щеке. Щипало. Щека подпухла. Пластырь с одной стороны

отклеился.

– Я схожу к врачу, пусть посмотрит.

– И пускай вколет антибиотик, – посоветовал Алеша.

– Ты будешь выходить в Таллине? – спросил Андрей.

– Обязательно. Мне нужны кое-какие пластинки.

«Рубен Симонов» сбавил ход и шел вдоль пирса.

Андрей быстро поднялся к врачу. По крайней мере у него был хороший предлог. На этот раз врач был в кабинете и спросил:

– Земля или грязь могла попасть в рану?

– Это ссадина, а не рана.

– Любая ссадина – повреждение кожи.

Врач был довольно молод, лет тридцати, не больше, но уже огорчительно лыс. Несколько длинных черных прядей пересекали лысину поперек – он еще не отказался от борьбы за шевелюру.

Пришлось Андрею согласиться на укол противостолбнячной сыворотки.

Пока доктор готовил шприц, Андрей сказал:

– По крайней мере я не один раненый на борту.

– Что вы имеете в виду?

– Я сейчас заметил, что у одного из поваров рука забинтована.

– И не только рука, – ответил доктор. – Если бы он показался мне до отхода, я бы его оставил на берегу. Нет ничего святого – напасть на человека практически в порту!

– На него напали?

– На Эдика Пустовойтова? Напали.

– Кто?

– Простите, я не милиция, – сказал доктор. – Ложитесь.

* * *

– Не проходит щека? – спросил Владимир Иванович. – Я перед вами виноват, как я виноват, батенька!

«Батенька» у него получился неестественно, отрепетированно, как у театрального актера, играющего роль Ленина.

– Владимир Ильич, – сказал Андрей. – Забудем об этом.

– Владимир Ильич? – лукаво повторил Ленин. – А вы ошиблись, батенька! Меня зовут Владимир Иванович. Владимир Иванович Иванов.

– Как вы считаете нужным, – согласился Андрей, чем порадовал старика, который усмехнулся. – Но я останусь при своем мнении.

– Ну-ну. – Ленин отечески положил руку на плечо Андрею, для чего ему, при невысоком росте, пришлось потянуться вверх, как мальчику в трамвае.

Они стояли в холле, ожидая своей очереди спуститься по трапу в новую страну Эстонию. Но высадка затягивалась, потому что ждали пограничников.

– Вы, батенька, кем будете по специальности? – спросил Иванов.

– Археолог, – ответил Андрей.

– Любопытное занятие, – сказал Ленин.

Он наклонил голову набок, как бы мысленно рассуждая, какую пользу ему и его великому движению может принести один археолог. Лысина у него была желтая, обширная, в пигментных пятнах и очень гладкая. Правая бровь была разрезана тонким шрамом – что было видно только вблизи.

– Значит, будем копать! – сказал он наконец, не придумав Андрею лучшего занятия.

Получилось бодро и громче, чем требовалось. Люди, стоявшие неподалеку, оглядывались.