Река меж зеленых холмов
Шрифт:
Карина почувствовала, что настал ее черед теплеть щеками. Хорошо хоть, у нее не так заметно, как у светлокожей северянки. Он что, всех своих знакомых девушек так смущает? Или просто политическую обходительность проявляет?
– Спасибо, господин Масарик, - преодолев легкий спазм в горле, откликнулась она.
– На самом деле какое там мужество! Можно подумать, у нас с Цу какой-то выбор оставался. Э-э… скажи, мы не можем уединиться на несколько минут? Я хочу как следует обследовать твой перелом позвоночника.
– Нет, госпожа Карина, - хотя тон Масарика оставался по прежнему ровным и обходительным, в его глазах на мгновение мелькнули непонятные искры.
– Прошу, дамы, присаживайтесь. Стоя говорить не слишком удобно. Я все объясню.
Карина растерянно взглянула на Ольгу - та вернула ей такой же недоуменный взгляд - и напряженно присела на край дивана. Только сейчас она оценила мастерство телохранителей: неожиданно мягкое сиденье обхватило ее со всех сторон и едва не утопило в недрах дивана. Она тут же глубоко провалилась задницей и забарахталась, пытаясь устроиться посолиднее, чтобы коленки не торчали выше ушей. Когда она наконец выпуталась и откинулась на спинку, оказалось, что Ольга уже сидит рядом - в той же небрежно-готовой к действию позе, что и ее растворившиеся коллеги по бывшей профессии. Масарик тем временем отъехал чуть назад, чтобы лучше видеть всех присутствующих.
– Госпожа Карина, видишь ли, я не могу принять твою помощь в качестве врача, - спокойно сказал он.
– Я крайне признателен за то, что ты решила мне помочь, но к сожалению, вынужден отказаться.
– Почему?
– пораженно спросила Карина.
– Господин Масарик, но я ведь ничего не прошу взамен. Твой отец…
– Да, мой отец, - мягко перебил ее мужчина.
– Именно в нем все дело. Позволь, я объясню. Во-первых, я крайне недоволен тем, что он позволил своим чувствам взять верх над профессионализмом. Я бы понял, если он, отправляя Ольгу в опасное предприятие, руководствовался какими-то политическими соображениями - нанести ущерб Дракону или еще что-то в том же духе. Но он таким образом просто решил купить твою помощь, даже не поинтересовавшись моим мнением. А я не могу ее принять. В Княжествах парализованных инвалидов вроде меня не менее пятидесяти тысяч, и практически все они, в отличие от меня, живут на мизерное государственное пособие. Княжества - бедная страна, гораздо более бедная, чем Катония, и для большинства даже моторизованная инвалидная коляска является недосягаемой мечтой. Я не вижу, почему должен иметь такое преимущество перед ними.
Он поднял руку, останавливая Карину.
– Видишь ли, дело в том, что я - довольно известный публицист…
– Он всекняжески известный публицист и заноза в заднице у массы народа, - встрял рыжий Громобой.
– Такая заноза, что я лично знаю минимум пятерых, кто с удовольствием сплясал бы на его похоронах. Заочно - наверное, с сотню. Госпожа Карина, ты не обращай внимание на его скромность, просто на десять все его слова умножай.
– Или твои на десять дели, - неодобрительно покосился на него Масарик.
– Не в известности дело, госпожа Карина. Главное, что я публицист, пишущий на… м-м… довольно острые темы. Такие как аристократические привилегии, например.
– Графья и бароны - враги трудового народа, - подсказал со своего дивана Громобой.
– Балабол ты, хоть и пятый в очереди. Да, госпожа Карина, я действительно заноза в заднице у многих и многих. А ты - гражданка Катонии, с которой Четыре Княжества и в лучшие-то времена в довольно напряженных отношениях находятся. Сейчас же со скандалом вокруг Сэтаты мы вообще чуть ли не на грани разрыва отношений. Прикормленные газетенки мне и так каждую мелочь в грех ставят. Мама у меня очень любила ваши героико-исторические романы - Мин Атарасий, Дзани Ююмона, Элиза Заморская, Цубцуб и все такое - и убедила отца назвать меня соответствующим образом. Так теперь за одно лишь катонийское имя меня чуть ли не вашим шпионом объявляют. А принять реальную помощь гражданки Катонии означает вызвать в прессе чудовищную истерику. Папе и так нелегко из-за меня приходится. Если бы не его личная дружба с Повелителем… Кроме того, я последовательно борюсь против необоснованных преимуществ, так что просто не могу себе позволить воспользоваться привилегией, недоступной другим - твоей помощью. Ты понимаешь меня?
– Понимаю, господин Масарик, - помолчав, откликнулась Карина.
– Но ведь совершенно не обязательно афишировать мою помощь, верно? Никто не догадается. Подумаешь, в гости зашла! Я же не нейрохирург, у меня по гастроэнтерологии специализация.
– Во-первых, госпожа Карина, - усмехнулся Масарик, - еще как догадаются. Мне временами кажется, что я в стеклянном доме живу - журналисты выведывают такие вещи, в которых я и сам себе-то признаться боюсь. У нас нет ваших законов об охране личности, так что от них не скрыться. Во-вторых, дело даже не в том, догадаются они или нет. Дело в том, что я не могу открыто бороться против привилегий, но тайком ими пользоваться. Я предпочитаю спокойно смотреть в глаза своему отражению в зеркале. Прости, что приходится тебя огорошивать вот так, с самого начала, но твою помощь я с великой благодарностью отвергаю… я правильно вашу формулу использовал? Прости, никогда не был силен в катонийском этикете.
– Да ты, Марик, хоть в чем-нибудь вообще силен?
– саркастически спросила Ветка, входя в комнату.
– Твои поверхностные статейки с кучей натяжек и передержек с точки зрения фактов всегда находились ниже плинтуса. Мало я тебя носом тыкала?
– А мне помнится, что в наших баталиях на форумах я тебя минимум два к одному переигрывал, - невозмутимо откликнулся Масарик.
– В том числе - по знанию фактов. По крайней мере, аудитория считала именно так.
– Аудиторию ты своей ложной харизмой завораживал, - ехидно сказал Громобой.
– И безапелляционностью, с какой чушь несешь. А вот я всегда за аргументы Ветку поддерживал.
– Врешь, - хладнокровно парировала журналистка.
– Ты меня начал поддерживать, когда влюбился по уши. А до того предательски держал руку нашего косолапого друга.
– Какая разница?
– Громобой меланхолически пожал плечами.
– Когда я увидел тебя в теплой компашке его прихвостней, сразу понял, что ваши схватки на публике - всего лишь часть коварного замысла по созданию себе рекламы, так что на чью сторону ни встань, все едино. А личико у тебя чуть-чуть посимпатичнее, чем у Марика. Слушай, что там со жратвой? У меня самого что-то в брюхе бурчать начало.
– Чуть-чуть посимпатичнее, говоришь?
– ласково осведомилась Ветка.
– Ну, за это тебя чуть-чуть и покормят. Пару ложечек овсяной каши, и хватит.
– Эй!
– запротестовал парень.
– Так нечестно! Тем более - овсяной! Это не кормежка получается, а пытка. Ну хорошо, гораздо, гораздо, гораздо симпатичнее! И личико, и ушки, и шейка, и грудки, и бедрышки, и поп…
– Так, я не поняла!
– грозно нахмурилась Ветка.
– Ты меня всю по частям перечислить решил? Я тебе что, корова на базаре? Смотри, рука у меня тяжелая, прибью и не посмотрю, что наследник!
– Если ты его прибьешь, - заметил Масарик, - то в текущей баталии потеряешь поддержку по крайней мере восьми клонов. Или девяти. Или двенадцати, я уже запутался.
– Наглая ложь, всего семи!..
– Неважно. Главное, что тогда я по очкам зрительских симпатий точно выиграю. Так что лучше прояви здоровую меркантильность и пощади его по крайней мере до конца следующей недели.
– Семи клонов говоришь?
– Ветка ненадолго задумалась.
– Ну ладно, за семерых можно и пощадить. Народ, давайте-ка перемещаться в столовую, стол уже сервирован. Перекусим немного. Потом, в обед, подкрепимся как следует.