Река прокладывает русло
Шрифт:
Николай глядел то на прибор, то на собравшихся возле людей. Он наслаждался своим успехом, теперь все видели его мастерство.
— Толкуй, дядя Федя! — сказал он строптиво: он заканчивал давно начатый спор. — Теперь она, точно, автоматика, когда я ею командую!
Дядя Федя отозвался с уважением:
— Как тебе сказать, Николай? Невредно — одно слово!
Но Николаю не хватало еще одной похвалы его искусству. Он повернулся к Лескову, он улыбался:
— Ну как, начальник, берешь меня взамен своих инженеров? Хороши у тебя помощники, да вот с мельницей не справляются.
Лесков засмеялся и с силой
— Взамен не возьму, зачем — мои инженеры в другом месте понадобятся. А здесь ты первый командир, спорить не буду.
В этот день он не отходил от мельницы — его и появившегося позже Закатова поражал необыкновенный процесс. Когда Лесков наконец ушел, на него в дверях налетела грудью Маша. Он прижал ее к себе, чтоб она не упала. Она не спешила оторваться — он сам оттолкнул ее.
— Простите, я не ушибла вас, Александр Яковлевич? — спросила она радостно. — Я ведь ну просто бомба!
Он ответил, улыбаясь:
— Ну что вы, Маша! А куда вы спешите?
Он с удивлением смотрел на нее. Маша неузнаваемо преобразилась. Она сбросила свою грязную мужскую спецовку, умылась и переоделась. Перед ним стояла невысокая девушка с крепкой и стройной фигурой, в цветастом шелковом платье: — вовсе не девчонка, какой она казалась в цеху. Столкновение взбудоражило ее, она раскраснелась. Поймав взгляд Лескова, Маша сконфуженно рассмеялась; впервые Лесков посмотрел на нее, как полагается мужчине; раньше он разглядывал ее равнодушно, как вещь. Она пояснила:
— Я сумочку забыла на столике у щита.
Он сделал движение уйти, она поспешно воскликнула:
— Вы в город? Подождите меня, я тоже туда!
Он сказал, досадуя, что придется идти не одному:
— Минуту подожду, не больше.
Она крикнула, уносясь вихрем:
— Меньше минуты, вот увидите!
Она и вправду возвратилась быстро. Лесков продолжал удивляться: сбросив спецовку, Маша словно и характер свой оставила в цеху. Она шла рядом с Лесковым непринужденно, весело болтала — ей, очевидно, прогулки с мужчинами были не в новинку. И разговор ее был иной: она не задавала наивных вопросов, не глядела широко раскрытыми глазами, какими в цехе всматривалась в приборы. Лесков ожидал, что будет стеснение оттого, что она идет рядом, он сердился на глупую прогулку. Но стеснения не было, рядом с ним бодро шагала, стараясь попасть в его шаг, женщина, как все другие, к тому же разговорчивая и смешливая. На уклоне он взял Машу под руку, она прижалась к нему. Так они и шли: ему было неудобно отнять руку. Скоро Лескову стала нравиться эта прогулка. Они вышли в пустое время — дневная смена ушла, час служащих еще не наступил, — на дороге им никто не встречался.
— Знаете, я вас боялась вначале, просто ужасно, вы не поверите! — болтала она. — Вы такой невероятный!
— Почему невероятный?
Невероятный! Вы нигде не бываете — ни в клубе, на в кино. Девушки на вас обижаются.
— По-моему, я никого не обижал.
— Ну прямо! Ни на одну не смотрите — разве не обида?
— Характер такой — люблю одиночество.
— Значит, характер обидный. Нет, правда, вам не скучно всегда одному? Я бы умерла, если бы мне всю жизнь только с собой. Что вы делаете, когда вы один?
— Думаю.
— Ужас — столько думать! Откуда так много мыслей взять?
— На экскурсию поеду.
— И никого не пригласите? Так один и поедете?
Лесков вспомнил, что еще недавно носился с мыслью пригласить на экскурсию Надю. Он проговорил грубо:
— Вас приглашаю — пойдете?
Маша не обратила внимания на невежливый тон приглашения. Она прижалась к Лескову еще тесней, сказала благодарно и радостно:
— Конечно, пойду, обязательно!
Они подошли к стоянке автобуса. Лесков извинился — ему нужно идти в лабораторию. Он уточнил приглашение:
— Встретимся на месте, Маша, в машине. Она проговорила с сожалением:
— Ах, как жалко, что вы на работу: можно бы в кино сходить, пока народу немного!
20
Селиков про себя не раз определял состояние, в котором находился, грустной и выразительной формулой: «Попал в непонятное». Его не отвергали, не высмеивали — только терпели. Селиков растерялся: все испытанные методы обращения с женщинами вдруг отказали. Он на людях тихонько жал Наде руку, она не вспыхивала, как следовало бы, но снисходительно улыбалась и отнимала руку. Селиков победно встряхивал кудрями, она советовала: «Сережа, почему вы не подстрижетесь, зачем вам столько волос?» Провожая домой, он пытался поцеловать ее, она не в шутку сердилась: «Перестаньте, Сережа, я этого не люблю!» Посылая ее мысленно к черту, он решал не замечать ее, но больше, чем на день, выдержки не хватало — Надя при встрече так дружески улыбалась, что он мгновенно таял и забывал о всех неудачах.
Закатову в минуты откровенности — Селиков и раньше делился со своим начальником сердечными делами — он мрачно сказал:
— Черт знает, кто из нас мужик, кто баба. Если судить по одежде, мужчина я, а если по поведению — так она. Удивительно ловко увиливает от прямого ответа! Поверите: до сих пор ничего не добился.
Закатов имел обширные теоретические познания в проблемах любви. Он рассудительно заметил:
— А может, кто-то ножку тебе подставляет, Сережа? Как в смысле соперника? Не поверю, чтобы у свободной девушки твои кудри не котировались!
Селиков промолчал. У него были неясные подозрения. Он несколько раз перехватывал взгляд Нади, бросаемый на Лескова, но признаться, что кто-то, не стараясь особенно, добился у Нади большего успеха, он не мог.
Закатов, увлекаясь, развивал вариант за вариантом:
— Возможно, впрочем, что кокетничает. Есть такая форма завлекания — отталкивать. Безошибочное средство. Требует только терпения и крепких нервов.
Селиков отверг и этот вариант:
— Скажете тоже — кокетничанье! На кого другого, а на Надю это не похоже.
Закатов окончательно остановился на том, что виноват во всем сам Селиков.
— Неправильный у тебя подход, Сережа. Обветшалые методы: пустая болтовня ни о чем, дешевые комплименты, одни и те же прогулки под ручку. Все это, знаешь, безошибочно действовало до пара и электричества. Сейчас даже малообразованные девушки интересуются не только платьями и прическами… Не уважаешь ты ее диплома, Сережа.
Селиков обозлился.
— Что же, прикажете креститься на ее диплом?
Закатов разъяснил: