Река снов. Том 3
Шрифт:
С тех пор я абрикосовую наливку не пью.
Кирилл Рябцев, которого я сейчас не смог повидать, как-то рассказал мне, что он попытался уже в зрелые годы попробовать повторить фокус с завязыванием столба в кукиш. Не преуспел. Тогда он подумал, что зачастую пьяницы, протрезвев, забывают, что было, а потом, снова выпив, вспоминают. И хлебнул абрикосовки. Увы, ничего не вышло. Точнее, кое-что было – голова болела. То ли абрикосовка хуже стала, то ли Кирилл постарел.
Я про этот случай рассказывал немногим и опыт не повторял. Третий участник эпопеи – Михаил Филимонов пропал из вида после окончания школы, поэтому спросить его нет
Семен прервал мои воспоминания, сказав, что на следующей стоянке, в Симбирске, он даст телеграмму в компанию о возможном нахождении подводных монстров. Я спросил его, когда мы там будем и сколько простоим. На что получил ответ, что завтра, ближе к полуночи, и простоим всего около часа. А почему – я должен сам догадаться.
Тоже мне проблема – догадываться о таких простых вещах! Симбирский сепаратизм называется.
В Старом Мире Симбирск был крупным городом, прославленным не хуже Казани. Но в наш мир он не перенесся. Много позже приблизительно на том месте был построен небольшой форпост, получивший название в честь старого города. Ну и вот на таком зыбком болоте воздвигся местный сепаратизм, желавший всяческих свобод и привилегий, но не считавшийся с реалиями.
Поэтому в этом месте все бродит и бродит квашня сепаратизма, но уже почти век она не в силах добродить до уровня гуляй-польского. Мешают реалии, а именно соседство двух довольно крупных и сильных аборигенских герцогств. Они отделившийся Симбирск мгновенно прожевали и проглотили бы, коль не будет у него за спиной такой силы, как Казань. Поэтому местные фрондеры резких движений не делают, а демонстрируют свое наличие и активность, старательно удерживаясь в рамках, за которыми уже фигурирует угроза получить по полной. Казань же демонстрирует презрение к этой мышиной возне.
А вольнолюбивые симбирцы раза три в год собирают вече, на котором, вволю покричав про казанское иго, не дающее расцвести их городу, составляют петиции с различными требованиями. От мощения городских улиц до увеличения доли налогов, оставляемых в городе.
С чего симбирцы решили, что Казанское ханство будет вкладывать и вкладывать деньги в не самый важный свой городок, в котором и полутора тысяч жителей нет, – ведают только небеса. Они же только ведают, какие миллионы налогов уплывают в Казань с пяти городских лавок, бойни и трех кабаков…
В основном эти петиции игнорируют. В ответ симбирские свободолюбцы, избранные в городской совет, мелко мстят. Когда приходит пора писать другие бумаги вроде отчетов, они демонстративно начинают называть казанский диван не диваном, а парламентом, должностных лиц – аналогичными названиями из русского языка и пр. Их вежливо поправляют.
Оттого в фольклоре казанском появилось нецензурное, но точное выражение, обозначающее не только поступки симбирцев, но и всякую бестолковую активность и капризное поведение. «Чисто симбирская ВЕЩЬ». Что за слово скрывается за эвфемизмом «ВЕЩЬ», вы догадались.
Симбирцы обиделись и старательно изобретают не менее ядовитое выражение про Казань, но до сих пор ничего столь же ядовитого не родили. Так прошла слава Симбирска, некому в нем теперь ни букву «Ё» выдумать, ни столицу ханства уязвить, ни революцию устроить…
Пока мы болтали, Семен успел добриться. Сейчас ему было время идти на мостик, а я остался в каюте, занявшись умыванием. Далее я дождался Семена, и мы отправились на завтрак.
После завтрака я, по обыкновению, разглядывал на верхней палубе пейзажи и ловил токи Силы.
Клонило на дождь, и воздух был наполнен силовыми потоками. У меня прямо-таки начался «магический жор»: хотелось впитать все больше и большее потоков Силы. Прямо как если бы я вчера ее очень много потратил. Ближе к обеду я аж забеспокоился – Сила лилась в меня, как вода в кадушку с худым дном, не получить бы от этого неприятностей. И ощущения что вот, уже хватит, – не было. Потому я волевым решением прервал охоту и решил вторую половину дня провести в каюте.
К обеду стал накрапывать дождь. Сначала мелкий и даже слепой, потом подтянулись тучи, закрыв весь горизонт, и до самой темноты мы шли сквозь стену дождя.
Семен большую часть дня провел на мостике, ибо считал, что без него не обойдутся в ухудшившихся условиях видимости. Но я ухитрился его перехватить перед обедом и подвергнуть лечебной процедуре. Камни у него в желчном пузыре действительно имелись. Дробить я их не стал – после этой процедуры пациенту желателен постельный режим в ближайшие сутки-двое, а Семен был не готов оставить пост. Поэтому я и сказал ему, что сильно терзать его не буду, ограничусь двумя-тремя сеансами, немного улучшив состояние желчевыводящих путей. А он уже дома в свободное время сходит к магу и камни раздробит. Сильно оттягивать не надо, ибо камни достаточно велики – если будут выходить, устроят ему Варфоломеевскую ночь. А Марина Юрьевна пусть резко ограничит добавление сливочного масла в еду любимого мужа.
Семен ответил мне, что такие советы Марине Юрьевне не решилась давать даже свекровь. Я ответил, что смелости у меня на это хватит, но я опасаюсь, что внушить подобное Марине Юрьевне я смогу только посредством караемого законом ментального подчинения. Я еще не готов быть повешенным за это. Семен вздохнул и ничего не сказал.
Семен убыл на мостик, конфисковав у меня роман про вторую жизнь в чужом теле. В рубке есть такой закуток, где капитан может пребывать, будучи готовым в любую минуту принять командование на себя. А пока тихо, он и сам отдыхает и помощнику на вахте не мешает. Я же устроился в кабинете и достал недавно купленный роман про эльфийскую жизнь и эльфийскую любовь.
Но вместо подробного описания эльфийских интриг внутри Пущи и слезоточивой истории любви двух юных эльфов, которым все что-то мешало вечно наслаждаться обществом друг друга, меня ждал сюрприз. Эльфы там, конечно, были, и даже эльфийские интриги тоже.
Но хуже всего было то, что героиня оказалась обычной девушкой, если, конечно, можно назвать обычной девушку, которая живет только с котом, причем не от невнимания к ней, а принципиально, и оттачивает отсутствующее у нее остроумие на всем окружающем мире. А далее с ней случилось странное – на нее свалилось нечто с неба (не то метеорит, не то птица постаралась), что выбило ее из этого мира и забросило в другой. Такой же, но не совсем – она теперь имела лисий хвост и лисьи уши. А если ей случалось стукнуться обо что-то головой, то она превращалась в странное существо в виде обыкновенной лисы, но с крыльями. Крылья летать не давали, но с забора спрыгнуть можно было. Процесс перехода из лисицы с крыльями в девицу с лисьим хвостом проходил тоже после удара головой. Сначала это случалось спонтанно, но потом девица поняла, как что работает, и в нужный момент стучала головой о твердое и так трансформировалась.