Реки горят

Василевская Ванда Львовна

В залпах «Авроры», на улицах Петрограда, на баррикадах Москвы рождалась свобода не только России, но и Польши.

Русский народ и его революция принесли Польше независимость — ту независимость, которой польская реакция, как украденными лаврами, увенчала чело Пилсудского.

Да, обо всем этом они хорошо знают: о казацких нагайках, о тюремных камерах, о жандармском колючем взгляде и далеких местах в тундре и тайге Сибири.

Но что знает польский народ о том, что это Октябрьская революция дала ему свободу и дала ему государство?.. Государство, которое те же люди, сидящие сегодня в Лондоне, довели до гибели и разрушения.

Марш на Киев — камень под ноги молодой, неокрепшей свободе. Трупы повешенных на киевских фонарях. Украинский крестьянин, до смерти забиваемый нагайками помещиков, вернувшихся с польской армией, чтобы снова обратить клубы и библиотеки, больницы

и школы в барские палаты… Банды на границе, предательские нападения на пограничные деревушки. Потайные тропинки в лесах и болотах, мятежи и смуты, разжигаемые шпионами. Бесстыжие, наглые территориальные требования, которым Советская страна тогда должна была уступать, чтобы спасти революцию и советскую власть… И вот — оторванные от живого тела нации клочья украинской и белорусской земли в руках людей, которые ничего, кроме крови и слез, не умели получить от этой земли, и ничего, кроме крови и слез, не умели дать ей. Широко разветвленная шпионская сеть, содействие любому врагу Советской страны, засылка предателей, которые годами носили маску, годами втирались в доверие, чтобы ослаблять, подрывать, подтачивать крепнущую советскую власть. Готовность служить любой иностранной державе — лишь бы против восточного соседа, лишь бы против красных кремлевских звезд… Черное предательство по отношению к Чехословакии, которую польская реакция выдала беззащитной в руки врага и кинулась подбирать упавшие с гитлеровского стола клочки разорванной, окровавленной страны. А ведь в Советском Союзе ждали самолеты, ждали готовые дивизии — можно было поддержать чехов и словаков, не допустить их порабощения. Железной стеной стала тогда польская граница между Прагой и единственной армией, которая могла спасти не только Прагу, могла спасти весь мир от обрушившейся на него теперь беды. Кто знает, как развернулись бы события? Быть может, по сей день была бы цела Варшава и не лежала бы в руинах Европа, если бы не кичливый ответ, что Польша не нуждается ни в чьей помощи… Это Польша-то — страна без армии, без укреплений, без оружия и запасов, не нуждалась в помощи! И это заявили польские правители, когда земля уже горела под их ногами… Вечная ориентировка на Запад, вечная вера в Запад, сто раз обманутая. И непонятно почему живая.

И теперь — и теперь снова то же самое. Бахвальство, обман на каждом шагу, двойная бухгалтерия, которую вели так наивно, как будто всех остальных считали дураками… Нет, нет, хватит, уже хватит! Кроме политиканов, есть еще народ. Народ, который заслужил лучшую судьбу. Народ способный, талантливый, народ храбрый, имеющий прекрасные традиции борьбы. Слишком много крови, слишком много жертв, чтобы все снова вернулось в старое русло…

Как было написано в той газетке для армии: «Свобода — это право решать не только свою судьбу, но и судьбу других». Такова была их свобода, такой свободы они хотели для своего рабочего и крестьянина, которых горько и жестоко обманули в восемнадцатом году, и позже… Насколько же было бы проще, легче, если б все тогда сложилось иначе, если бы у нас тоже народ взял власть в свои руки… Столько общего, столько близкого — и язык, и быт, и история. Но и в истории говорится о Польше только с одной стороны. Кто и когда говорил польскому ребенку, польской молодежи о смоленских полках, чья мощная поддержка способствовала некогда победе под Грюнвальдом? Кто напоминал о словах декабристов, о русских офицерах и солдатах в польских повстанческих отрядах шестьдесят третьего года, о братстве на баррикадах девятьсот пятого года, о братстве на баррикадах Петербурга и Лодзи?.. Кто когда вспоминал о великих словах Герцена и великих словах Ленина о польском рабочем классе, о польских правах? Кто знал об узах, соединяющих две культуры, о дружбе Мицкевича и Пушкина, о гениях, подавших друг другу руки через реки крови, через бездну гнета и насилия?..

Дзержинский… Да, это ведь польский народ дал революции его пламя и меч, и сам даже не знает, кого он дал. Человек из огня и стали, преданный на жизнь и смерть, человек, который никогда не подвел. Ведь это польский народ дал его революции…

Шуваре вспоминается карта, с тихим шелестом развернутая перед ним в ту памятную ночь, — одна из многих карт, собранных в той комнате. Розовым пятном выделялась посередине Польша. Вот узенькая полоска, соединяющая ее с морем, — страна без выхода, страна со стесненным дыханием, урезанная с запада.

Ну, да, ведь когда решалась судьба этих земель, Пилсудский предоставил их самим себе. Трижды поднимался на неравный бой и трижды падал в борьбе польский шахтер, не получая в помощь ни одного солдата, ни одного орудия.

На это не хватало времени и сил — ведь надо было впутываться в авантюру с Петлюрой, надо было нападать на Украину. Какое было дело правителям Польши до польского шахтера! Гораздо больше они интересовались украинским крестьянином, чтобы снова взять его за горло, впрячь в работу на помещичьих землях. Западных хозяев польского правительства гораздо больше интересовали концессии на Востоке, и оно выполняло волю и поручения своих хозяев, не щадя крови польского рабочего и крестьянина, пренебрегая интересами собственной страны.

И ведь всегда, всегда как раз среди прислужников и последователей Пилсудского находились самые услужливые, самые усердные исполнители. Был ли это поход на Киев, шахтинский заговор, акты диверсии, саботажа, шпионаж, — никогда не обходилось без них. Ненависть, лакейство всегда толкали их в первые ряды врагов. Они всегда находили силы, чтобы всевозможными средствами вредить растущей стране социализма. И в то же время никто из них не думал о собственном государстве.

Темной линией лежала на западе Польши длинная, ничем не защищенная граница. Никто не заботился об этой границе. Все внимание было устремлено на ту, на восточную. И лежали эти земли беззащитные, широко открытые с запада, почти неиспользуемые земли. Никто не умел и не старался найти сокровища их недр, никто не стремился высвободить на благо Польше сокровища человеческих сил — талантливого и трудолюбивого польского рабочего, всем существом привязанного к своей земле польского мужика, способного и изобретательного интеллигента. Крестьянин жил в нищете и невежестве, дети рабочих мерли с голоду, интеллигент превращался в жалкого чиновника. И солдат, польский солдат, который умел героически сражаться всегда и везде, где сражались за свободу, и только собственную свободу не умел ни завоевать, ни отстоять.

Мрак шляхетских предрассудков, доживший до наших дней. Обрывки феодальных порядков, заблудившиеся в двадцатом веке. Горькая юдоль человеческая. Более ста лет польский народ был жертвой гнета и насилия. И едва начал самостоятельную государственную жизнь, как все те же насилия и несправедливости его правительство стало совершать над другими народами. Железная рука стиснула горло украинского и белорусского крестьянина. Разве украинский, белорусский, литовский языки не оказались в том же бесправном положении, в каком был польский язык в годы разделов, под кайзеровским сапогом, под царской плетью?..

Мелкие людишки, сбежавшие в Лондон, не видят в своем ослеплении, что эти дни могут навеки определить ход истории, могут вывести Польшу на новый путь, могут из игрушки хищных политиканов превратить ее в суверенное государство. Они руководствуются в своих действиях одной выигранной или проигранной битвой, хорошим или дурным настроением тех, кто их поддерживает… И забывают о величайшей силе, на которую могли бы опереться, — о народе. И еще воображают себя хитрыми политиками… Но и то сказать — что общего у них с польским народом, истекающим кровью под жестоким игом гитлеровской оккупации? Что они знают об этом народе? Они — грязная накипь, плавающая на поверхности жизни…

Но это будет недолго, недолго. Слишком много пролилось крови, слишком много было жертв и мучений, чтобы все это пропало зря. Из огня и крови уже возникает новая Польша, новая страна. Граница, которая до сих пор была линией разрыва, может стать линией связи. Тысячи общих дел и общих интересов объединяют Польшу именно с Советским Союзом. Его соседство даст Польше силу. При его помощи, при его сотрудничестве она на самом деле станет тем, о чем лишь кричали, строя свои замки на песке, те горлодеры, — она станет сильным суверенным государством, каким не была после первой мировой войны, хотя правители и пытались внушить это народу.

Нет, нет, теперь уж им не удастся… И каким же надо быть слепым, чтобы не понять, что с той поры прошла целая эпоха!.. Тогда здесь был солдат, который едва пришел с фронта, и после четырех лет окопов, атак, страшных, тяжелых лет, снова пошел в бой… Нехватка оружия, сапог, босые герои, собственной грудью преграждавшие дорогу к своей земле, собственной грудью защищавшие красное знамя, росток революции, предвестник будущего…

Даже тогда не удалось. Не удалось и позже. Внести разлад, взорвать изнутри, задушить первое пролетарское государство мира. На что же они теперь рассчитывают в своем безумии? Не повернет вспять колеса истории горсточка политиканов — нет, даже не политиканов, — горсточка чванливых бахвалов. Другое время отбивают часы истории. Это нормальный, неизбежный ход событий, и, что бы они ни делали, все их усилия окажутся смешными и бесплодными.