Реки Лондона
Шрифт:
Лесли с лицом Панча протолкалась сквозь бегущую толпу.
Подняла руку, и толпа остановилась.
— Беги, — сказал я Беверли.
— Отличная мысль, — отозвалась та, ухватила меня за руку и потащила за собой, да так, что я чуть не упал. Беверли шмыгнула в один из мрачных кирпичных коридоров, ведущих к центру крытого рынка. Было довольно поздно, и большинство магазинов уже закрылись, но ларьки с напитками и блюдами кухни разных народов как раз сейчас и перевыполняли план за счет надувания туристов. Однако людей вокруг не было вообще, и я надеялся, что и продавцы и покупатели успели скрыться куда-нибудь в безопасное место.
Толпа позади нас взвыла — очень слаженно
Беверли, не отпуская моей руки, метнулась за угол. Мы попали в один из внутренних двориков и обнаружили там семью немецких туристов. Их было пятеро — флегматичный темноволосый отец, мать с заостренным лицом и светлыми волосами и трое детей от семи до двенадцати лет. Когда начался погром, они, должно быть, спрятались за ларьком с фастфудом и как раз вылезали, когда во дворик влетели мы с Беверли. Мать семейства вскрикнула от ужаса, старшая девочка завизжала, а ее отец весь подобрался и сжал кулаки. Драться он не хотел, но всерьез приготовился защищать свою семью от опасностей любого толка. Я показал ему удостоверение, и он, изумленно на нас посмотрев, успокоился.
— Polizei, [53] — сказал он жене, а потом очень любезно спросил, можем ли мы помочь им.
Я ответил, что мы с радостью это сделаем, и начать следует с перемещения к ближайшему выходу и прочь из этого здания. Внезапно я сильно вспотел и обнаружил, что это жар от пламени у меня за спиной. Горела вся задняя часть крытого рынка. Одной рукой я толкнул в направлении западного выхода отца семейства, другой — старшего мальчика.
— Raus, raus! [54] — завопил я, искренне надеясь, что это означает «выходите».
53
Полиция (нем.).
54
Вон, наружу! (нем.).
Беверли вела нас в юго-восточную часть рынка, которая пока не пострадала от погрома. Мы едва успели миновать второй ряд киосков, как вдруг Беверли резко остановилась, и мы с немцами с разбегу налетели на нее. Впереди, у западного фасада здания, несколько погромщиков вступили в схватку с прибывшими полицейскими.
— Мы в ловушке, — выдохнула Беверли.
Хулиганы находились спиной к нам, но обернуться могли в любой момент.
Один из ближних бутиков странным образом уцелел. Поскольку входить в горящее здание было бы упадническим шагом, вариант у нас оставался только один. Только когда мы всей толпой завалились внутрь, я, скорчившись за манекеном, одетым в два клочка тонкого шелка, понял, что мы в магазине сети «Сераль». Немцам я велел спрятаться под прилавком, чтобы их не было видно снаружи.
— Пожалуйста, — проговорила мать семейства, — объясните, что здесь происходит?
— Без понятия, подруга, — ответила ей Беверли. — Я просто тут работаю.
Рынок «Ковент-Гарден» состоит из четырех параллельных рядов магазинов с общей стеклянно-металлической крышей. Изначально эти ряды составляли открытые зеленные и фруктовые лавки. Потом здесь прорезали окна и провели электричество, но шириной они по-прежнему были
Это вскоре пришлось проверить экспериментально — несколько погромщиков крались мимо витрины. Судя по рваным пиджакам и грязным белым рубашкам, они были не из труппы, а из зрительного зала. Затаив дыхание, я смотрел, как они остановились у витрины, переговариваясь зычными брокерскими голосами.
С удивлением я понял, что мне совсем не страшно. Скорее стыдно — за то, что вот это милое семейство эдаких фон Траппов [55] приехало посмотреть мой город, а в нем, вместо того чтобы радостно и с легким сердцем расставаться с деньгами, им приходится смотреть на насилие, жестокость и дурные манеры, демонстрируемые гражданами. Это меня раздражало до невозможности.
55
Семья фон Траппов— герои книги Марии фон Трапп «Семья певцов фон Трапп», по которой впоследствии был поставлен знаменитый мюзикл «Звуки музыки».
Брокеры устремились дальше, в западную часть рынка.
— Ладно, — сказал я спустя пару минут, — пойду разведаю обстановку.
Осторожно высунувшись из двери бутика, я огляделся. Хулиганов поблизости не наблюдалось, и это было хорошо. Плохо то, что они, возможно, сбежали от пожара, охватившего все вокруг. Я решил сбегать посмотреть, что делается у ближайшего выхода. Но не успел сделать и нескольких шагов, как пламя пожара опалило мне волоски в носу. Я метнулся назад, в магазин.
— Беверли, нам хана! — выпалил я и сказал ей про пожар.
Мать семейства нахмурилась. В семье она была за переводчика.
— Есть проблема? — спросила она.
Языки пламени уже отражались в витрине и на равнодушных серебряных лицах манекенов, так что лгать не имело смысла. Она посмотрела на своих детей, затем снова на меня.
— Неужели ничего нельзя сделать?
Я посмотрел на Беверли.
— Ты умеешь колдовать? — Жар чувствовался уже и здесь. — Да или нет?
— Ты должен мне разрешить.
— Что?
— Это часть договора, — пояснила Беверли. — Ты должен дать разрешение.
Одно из стекол витрины треснуло.
— Разрешаю, — проговорил я. — Делай, что нужно.
Беверли бросилась на пол, прижалась к нему щекой.
Губы у нее беззвучно шевелились. И я почувствовал, как что-то проходит сквозь меня. Ощутил летний дождь, услышал, как мальчишки где-то вдалеке гоняют в футбол, почувствовал, как пахнут на окраине города дикие розы и свежевымытые автомобили, и даже словно бы увидел, как светится вечером сквозь тюлевые занавески голубой экран телевизора.
— Что она делает? — поинтересовалась мамаша. — Молится за нас?
— Вроде того, — ответил я.
— Ш-ш-ш, — перебила меня Беверли, усаживаясь на полу, — не мешай слушать.
— Что слушать?
Что-то вдруг влетело в окно и, отскочив от стены, упало мне на колени. Это был предохранитель пожарного гидранта. Беверли заметила, что я недоуменно его рассматриваю, и виновато пожала плечами.
— Что ты сделала? — спросил я.