Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
Потом долго лежали молча, веря и не веря, что они вместе, и стараясь не мешать друг другу.
Позднее счастье бывает дороже молодого счастья. Все обиды Павлы отодвинулись теперь в прошлое и потеряли значение. Если она изредка и вспоминала их, то лишь для того, чтобы вовремя упрекнуть себя, а не мужа: естественная простота Георгия исцелила ее от крайней щепетильности, благоприобретенной за долгие годы одиночества. О, это одиночество! Есть ли на свете более тяжкая кара для женщины?.. Павла едва не спросила, о чем он задумался, но не решилась. А Георгий думал как раз не о себе: ему очень хотелось, чтобы она была счастлива до конца. Он не просто любил, он жалел
— А вечером была Шурочка, в воскресенье у них свадьба.
— Как ты встретила ее?
— Дружески, конечно.
— Ну, спасибо тебе, Павлуша.
— Я сама выросла без матери.
— Не заметишь, как станешь бабушкой! — И он поднялся, начал одеваться. — Мы живем в золотой век молодых бабушек!
Она встала вслед за ним: бабушкой не бабушкой, а домохозяйкой ты быть обязана. Пора готовить завтрак.
Когда Георгий ушел на работу, она раскрыла свои чемоданы, в которых много лет хранились вещи про запас. Что бы подарить Шурочке? Отложила в сторону отрез на зимнее пальто. Пригодится девочке. Вспомнила о русских сапожках, привезенных отцом из Вены. Хороши сапожки, но и они лучше подойдут невесте. Однако не мало ли? И отложила заветный соболий воротничок.
Для нее теперь и вещи утратили значение. Молодость прошла, а до той поры, когда женщины начинают молодиться, слава богу, пока далековато.
И все-таки она заглянула в зеркало. Темные, с порыжевшими кончиками, прямые волосы разметались по плечам. В глазах утренний, глубинный свет, которого раньше не было. Лицо горело так, что и смуглость кожи не могла скрыть румянца. Она постояла перед зеркалом, рослая, длинноногая, и осталась довольна собой вполне. Не хорошо, конечно, женщине в ее возрасте предаваться самообольщению, но, видно, это и есть зрелое счастье, когда бабий век, измеряемый сорока годами, еще ничего не значит.
Георгий шел через парк, по асфальтированной аллее, похожей в листопад на глухую просеку. Шел и думал о своих координатах на земле: Урал, Балканы, Таймыр, Куба... Человеку свойственно время от времени заново восстанавливать географию всей жизни — и не для того, чтобы не затеряться среди людей, а чтобы лучше понять, что ты успел сделать доброго для них. Человека связывают с большим миром не туристские маршруты, которые волен каждый выбирать по вкусу. Нет, только рабочие и ратные дороги остаются на карте твоей судьбы...
Он остановился около памятника уральским землякам, погибшим в Отечественную войну. Здесь кто-то уже побывал сегодня: на белом пьедестале свежие цветы. Наконец-то у нас дошли руки до памятников. Сколько их сооружено за последние годы: от самых скромных — на деревенских площадях, до таких величественных, как на Мамаевом кургане. Полувековой юбилей революции всколыхнул
С этим настроением и пришел Георгий на работу. На столе лежал готовый отчет по меди. Было чем порадовать Москву: общие запасы колчедана резко увеличились за минувший полевой сезон. Он прикинул в уме, потом на бумаге: если мощность Березовского комбината даже удвоить, то все равно богатой руды хватит до начала двадцать первого столетия.
Потом он до обеда занимался делами м о к р ы х геологов: отовсюду требовали воду, а тут давала о себе знать прежняя недооценка гидрогеологии. Нужно приналечь...
И остаток дня ушел на совещание у начальника управления Шумского. Речь шла о проекте плана на будущий год.
Первым выступил главный геолог по нефти и газу Ворожейкин. Недавно стало известно, что скважина, пройденная для изучения подстилающих отложений, выявила наличие газа и на глубине свыше двух тысяч метров. Знаменитый вал-то, оказывается, имеет второй «этаж», и кто знает, сколько их всего, если копнуть еще глубже. Поэтому Ворожейкин предлагал и дальше вести разведку на валу и одновременно искать нефть рядом, на правом берегу Урала.
Шумский одобрил и горячо заговорил о правобережье. По его словам выходило, что река Урал как бы разделяет два крупных месторождения: одно уже открыто, другое еще предстояло открыть. Илья Михайлович не сомневался в успехе, и его уверенность подкупала многих. Ну да, конечно, газ, как а д ъ ю т а н т, сопутствует ее в е л и ч е с т в у нефти, но все же случаются разные отклонения. А Шумский был абсолютно убежден, что вслед за большим газом будет открыто целое нефтяное море. (Недаром в шутку говорят, что у него и в жилах течет девонская нефть).
Когда очередь дошла до Георгия, он сделал краткий обзор рудных залежей, что были разведаны за минувшее лето. И, в свою очередь, предложил начать поиски железа.
— Если только с нами согласятся, — заметил вполголоса начальник управления.
— Теперь, Илья Михайлович, общая атмосфера изменяется.
— Дай-то бог...
— Ни бог, ни царь и не герой! В конце концов добьемся сами.
— Ну-ну. Я, конечно, за.
— Не век же бытовать «концепции» этих пенкоснимателей, вроде Голосова, Аюпова и компании. Само время против временщиков...
Георгий был сегодня в ударе: план будущего года рисовался ему как очень интересный, хотя и трудный: геологические экспедиции приступали к разведке очередных «белых пятен». Шумский подумал, что Каменицкий не из тех, что опускают руки, когда их не поддерживают. Ну, не удалось ему в прошлый раз добиться своего в Москве, однако эту «железную идею» он так не оставит.
После совещания, вернувшись в свой рабочий кабинет, Георгий подошел к геологической карте Урала и надолго остановил взгляд на южном торце Главного хребта. Широкая диабазовая лестница уводит в глубь земли. Какие еще клады ждут своей очереди там, в самой толще недр? Говорят, чтобы узнать человека, нужно съесть пуд соли с ним. А для того, чтобы узнать землю, мало и человеческой жизни. Правда, иной раз кажется, что все давным-давно открыто, что больше и делать нечего на исхоженной вдоль и поперек земле. Но вдруг она снова порадует тебя своей щедростью, и ты с удивлением оглядываешься по сторонам, будто новичок. Не в этом ли беспрерывном узнавании родной земли тайный смысл нашего бытия?..