Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
— Спасибо, Петр Ефимович. — Олег торопливо сунул заявление в карман.
— Следующий раз малость соображай, что пишешь. Это не любовные записки, которые сочиняются наобум.
Олег промолчал, подумав: «Слыхал он что-нибудь или случайно ударил по больному месту?»
— Ступай к телефонам. Могут позвонить из Москвы.
Олег понимающе мотнул головой и пошел к лестнице. На одной из площадок красила поручни Клара. Она выпрямилась, уступила дорогу.
— А ты как сюда попала?
— Здравствуйте, Олег Леонтьевич.
— Ну, здравствуй. — Чтобы сгладить свою неловкость,
— Мою бригаду прислали на помощь. Здесь и помогать-то нечего, дело идет к концу.
— Но мы все равно учтем, Клара, что и ты строила домну.
— Вы все смеетесь надо мной Олег Леонтьевич...
Она стояла перед ним, застенчивая, покорная.
— Не сердись, Клара. — Он снова тронул ее за руку, пытливо заглянул в лицо и отпрянул: на него смотрела сама надежда. — Извини, мне надо в штаб, — сказал Олег на ходу.
Она задумчиво улыбнулась ему вслед, довольная и тем, что увидела его сегодня. Заново восстанавливая каждое его слово и каждый жест, она внезапно открыла в нем какую-то перемену к лучшему, пусть очень малую, еще не ясную, быть может, самому Олегу. Это открытие застигло ее врасплох. Будто и не было ни отчаянного объяснения, ни горького раскаяния. Будто все только начиналось. Блаженна девичья любовь, которая не помнит никаких обид.
Внизу Олег встретил Павлу: вот уж действительно в такое время можно увидеть на домне кого угодно. Он торопливо кивнул ей и хотел было пройти мимо. Она остановилась.
— Никак не могу найти Дробота.
— Петр Ефимович в «космосе». — Олег показал на колошниковую площадку.
— Ну туда я, пожалуй, не полезу.
— Напрасно. Оттуда открывается отличный вид.
Павла измерила взглядом высоту и отрицательно покачала головой. В плаще-«болонье» нараспашку, в газовой косынке, сбившейся на затылок, она в полусвете сентябрьского вечера была еще привлекательнее. Но, странно, Олег уже мог спокойно оглядывать ее.
— Напрасно, напрасно, Павла Прокофьевна. Чего вам стоит подняться на колошник, если вы не боитесь траншей.
Она посмотрела на него с колдовской улыбкой, затаенной в уголках темных глаз. Он выдержал и это.
— Извините, я спешу к телефону.
— Пожалуйста, — сказала Павла.
И они разошлись в разные стороны. Сделав несколько шагов, Олег все-таки оглянулся — и как раз вместе с Павлой Прокофьевной, отчего ему стало не по себе. Однако он не удержался, чтобы не оглянуться еще разок уже перед конторкой, и опять увидел, что она тоже обернулась. «Мальчишка!» — выругал себя Олег. Но он был доволен той внутренней свободой, которую впервые испытал при встрече с Метелевой.
И Павла отметила, что парень, кажется, выздоравливает. Оно и к лучшему, хотя ей сделалось немножко грустно. До чего же причудлива женская натура — ей непременно нужно всегда всем нравиться.
...Поостыв немного наверху, Петр Ефимович решил сам проследить за монтажниками.
Неподалеку от пустой прорабской временной конторки, что завтра будет до основания разобрана — и следа не найдешь, — он задержался на минутку. На ворохе свежей глины сладко прикорнул незнакомый парень, широко раскинув руки. Тень от стрелы
Там, в Москве, остались, кажется, довольны ходом дел в Молодогорске. Во всяком случае, министр посоветовал на прощание отдохнуть до утра. Петр Ефимович положил трубку, сказал Олегу:
— Теперь пойдем к электромонтажникам.
Если уж Москва любезно интересуется твоим здоровьем, то можно и не поспать еще одну ночку, лишь бы не ударить в грязь лицом.
Так прошли две недели предпусковой горячки. Дроботу удалось не только выдержать правительственный срок, но и малость сэкономить времени. Он вообще любил работать с некоторым запасцем. И когда заявились первые гости строителей и металлургов, он позволил себе роскошь — вдоволь отоспался накануне праздничного дня.
Больше всего Петра Ефимовича обрадовал приезд Метелева, который когда-то принимал его в партию. Он повез гостя смотреть город. Машиной правил сам, чтобы притормозить где следует: около Дворца культуры или в новом микрорайоне, у торгового центра или у Дома техники. Метелев слушал объяснения молча, согласно покачивал головой. На западной окраине хозяин остановил машину. Они вышли на каменистый косогор.
— Полчаса езды — и весь город, — сказал Петр Ефимович. — А строим с самой войны.
— Когда я секретарствовал в области, тут еще гнездились беркуты, — сказал Метелев. — Потом, в сорок втором, читаю в «Правде», что близ Ярска начато строительство металлургического комбината. Немцы были на Волге и на перевалах Главного Кавказского хребта, а тут, на голом месте, где глазу не за что было зацепиться, вручную, как траншеи на передовой, день и ночь рыли котлованы женщины и снятые с военного учета старики.
— Я тогда строил домну на Магнитке.
— Там было повеселее. Вы, по крайней мере, видели, что работаете непосредственно для фронта. А здесь, представляешь, одни колышки, когда еще что-то будет. Но люди копали и копали землю, не считая свое занятие бессмысленным. Какой неистовый вы народ, строители! О ваших выигранных сражениях еще будут написаны тома.
— Дело прошлое, — заметил польщенный Дробот.
— До сих пор жалею, что меня отозвали в центр.
— Но вы и в центре поработали досыта.
— Наши управленческие дела — как строительные леса: разберешь их под конец и будто ничего и не было. Вот так-то.
— Ну, не скажите!
— Ладно, не утешай. Хотел бы я иметь за плечами такой город. Да поздно, поздно, Ефимыч...
С дороги свернула на косогор «Чайка» Плесума.
— А я вас ищу, Прокофий Нилыч!.. — Директор комбината бережно пожал его мягкую руку, давно отвыкшую от геологического молотка.
— У тебя есть свои гости, — ревниво заметил Дробот.
— Но Прокофий Нилыч — наш общий гость. Чем вы тут занимаетесь?