Рекламная любовь
Шрифт:
Из кармана Грязнова послышался «Турецкий марш».
— Ага! Вот и орлы мои. Наверное, взяли красавца.
С этими словами Вячеслав Иванович извлек трубку мобильного телефона.
— Что?! Как? Где?! — вскричал он. — Сейчас приеду!
Турецкий поднял брови, задавая безмолвный вопрос.
— Сидихина взорвали! — отключив трубку, вскричал Грязнов.
— Как? Где? — повторил теперь уже Турецкий.
— Поехали, Саня. Все увидим на месте.
Глава 2
БАЙКИ ИЗ СКЛЕПА
Дежурная оперативно-следственная бригада РУВД одного из округов столицы проводила свободное от вызовов время за бутылочкой коньяка, который добавлялся в чай или кофе в пропорции один
— Давай, Митрич, сдавай. — Криминалист Бобров закурил очередную беломорину.
Следователь Митрофанов, он же Митрич, принялся тасовать колоду, продолжая прерванный рассказ:
— …Так вот, значит, братан мой Колька…
— Это который летчик?
— Ну да, служит он в истребительном полку, я рассказывал. Так вот, послали их как-то в командировку. Что-то в их полку со взлетной полосой было, ремонтировали ее долго. Так чтобы ребята, значит, не расхолаживались, их на другой аэродром перекинули. Надолго.
— На год, что ли?
— Не… Не на год, конечно. Ну там месяц-другой.
Но мужики-то все молодые, здоровые кобелины. Как месяц без бабы? Ну и многие, естественно, нашли себе подружек. А Колька мой настолько правильный мужик, я от него торчу просто. По-моему, у него, кроме жены Маринки, и женщин-то других не было. Они, значит, с десятого класса сдружковались, сразу после окончания школы поженились, и все… Пропал мужик. Любит ее, значит, нежно и преданно и на сторону не глядит…
— Не в тебя пошел, — вставил опер Грузанов.
— Это точно. Ну вот, значит… Ходи, Петрович, спишь, что ли? Так вот… И в командировке Колька мой весь полк достал своей правильностью: никуда не ходит, все спортом занимается, книжки читает и каждый день названивает своей Маринке. Ну перед отъездом самые ярые гуляки решили над ним подшутить и засунули в карман форменной рубашки две резинки для безопасного секса… Незаметно так. Колька возвращается домой, ничего не подозревает, сразу к жене… Там стол накрыт, любовь-морковь, все как положено. А утром Маринка берет его барахлишко, дабы постирать, и перед тем как в машину сунуть — по карманам, а там, как мы помним, лежит резиновое изделие номер два. В двух экземплярах. Она к мужу. Вся почти в обмороке. Как это, мол, понимать? Дескать, что это за изделие и зачем оно тебе на фоне нашего большого и светлого чувства? Ну, Колян-то мой не дурак…
— Весь в тебя, — вставил все тот же Грузанов.
— Ага, — как бы не заметил иронии Митрофанов. — Так вот, он сразу смекнул, что к чему, и говорит Маринке примерно следующее: «Понимаешь, любовь моя, время сейчас такое, что можно подхватить чего угодно. Вот полковой доктор и выдал нам всем перед командировкой по две штуки. На всякий пожарный… Видишь, я свои не использовал, обратно привез, поскольку я верный и преданный тебе муж». Маринка, в общем-то, не сомневалась в его большом и светлом к себе чувстве, а посему байке поверила. Но бабы народ болтливый. Она к соседке: мол, твой привез? Та к другой: а твой? И пошло-поехало… Что в гарнизоне было — не описать!
Мужчины посмеялись.
— Ха! — вступил Грузанов, которому не терпелось привлечь внимание коллег к своей персоне. — Твой Колька хоть женат, у него чувство есть. А наш Бобров — он вообще бесчувственный. Не трогают его женщины. Правда, Бобрик?
Степенный, могучий телом оперативник Бобров лишь неопределенно хмыкнул.
— Чего хмыкаешь-то? Рассказать ребятам, как мы в прошлый выходной на рыбалку ездили?
Бобров вновь неопределенно хмыкнул, разглядывая свои карты и то и дело прикладываясь к стакану.
— Ну давай, не томи!
— Рассказывай, раз начал.
— Ладно. Дело было в субботу. Мы с Бобриком на рыбалку отправились. Есть у нас одно заветное местечко.
— Где это?
— Ага, тебе скажи, там вообще рыбы не отыщешь. Короче, приезжаем, Бобрик сразу по-деловому так к речке. Устроился, удочку закинул, ждет. Тут компания бабенок нагрянула. На «девятке» прикатили. У них там мясо замариновано, винишко, водочка, все как положено. День рождения отмечали. А бабенки все как на подбор: от тридцати до сорока, кровь с молоком. Разделись, затеяли купаться. И кидают на нас призывные взгляды. Мол, мужчины, подходите, мы живые и теплые. Берите здесь и сейчас. Но Бобрик на эти призывы ноль внимания. Наоборот, гневается: бабы шумят, у него не клюет. Я, конечно, не такой бесчувственный, я себе одну выбрал и пошел с ней в лесок за хворостом для костра. И все у нас идет как по маслу: я ее уже облапил пару раз и вижу: бабец что надо! Мой размер. Я, знаете ли, люблю грудастых. Так вот, мы с моей пассией расположились на травке, тары-бары, поцелуи… Короче, двигаемся к конечной цели. Вдруг с берега визг, шум, гам, суматоха. Пока поднялись, в порядок себя привели, прискакиваем на бережок, а там картина маслом: одна из девушек натурально тонет, товарки ее кричат благим матом на Бобрика: дескать, спасай, ты мужик или кто? Бобрик тем временем неторопливо так раздевается, одежду аккуратно складывает, а сам все посматривает на жертву: мол, не рано ли спасать? А жертва тем временем раз — и исчезла с водной глади. Ну тут наш Бобрик проявил себя во всю свою мощь: кинулся в воду, доплыл, нырнул пару раз и выволок утопленницу за ее перманент. Вытащил на сушу, через колено перекинул, по спине постучал, все как положено. Затем еще и дыхание искусственное произвел, рот в рот. Тоже как учили. Ожила утопленница. Бабенки вокруг перед Бобриком в священном трепете склонились. Прямо травой стелются. Мол, бери нас всех! И утопленница тоже синими губами шепчет: «Я вся твоя, мой спаситель! Что для тебя сделать? Ты только шепни!» — И прямо обвивает руками могучую шею нашего Бобрика… — Грузанов сделал долгую театральную паузу.
— Ну-у? — хором воскликнули мужчины. — А Бобрик что? Не томи!
— А Бобрик снял ее руки со своей выи и холодно так, как Евгений Онегин, произносит: «Это все лишнее. Ты лучше вот что скажи, рыба там есть?»
Хохот потряс стены ветхого здания. Прямо-таки ржание. Сквозь которое не сразу прорвался голос дежурного по отделению, кричавшего по «громкой связи»:
— Дежурная оперативно-следственная бригада, на выезд! Взрыв на углу Вавилова и Ульянова. Есть жертвы! Бригада, на выезд…
Арнольд Теодорович покачивался на заднем сиденье бронированного «Вольво S80». Рядом в угодливой позе, буквально на краешке широкого сиденья, прижимая к груди кожаную папочку, сидел бывший полковник, а ныне зэка Сидихин. Он лопотал что-то про условно-досрочное, которое должен был обеспечить всесильный Арнольд.
— А почему, собственно, должен? — холодно осведомился Алик, вертя в руке бокал с виски.
В бокале уютно позвякивали кубики льда, настраивая бизнесмена на праздник. Праздник! А не на проблемы бывшего обэповца, продажного, как вся их ментовская братия. «И надо же быть столь бестактным, чтобы припереться со своими заморочками в день моего рождения», — раздраженно думал Трахтенберг. Короче, никакого сочувствия Сидихин не вызывал.
— Но как же, как же, Арнольд Теодорович?! — едва не плакал Сидихин. — Вы ведь должны помнить, как я обеспечивал вам карт-бланш в…
— Помню, помню, — холодно оборвал его Арнольд. — Но, во-первых, не забесплатно, не так ли? Во-вторых, я уже не занимаюсь этим бизнесом. Как шутят юристы: «Оказанная услуга ничего не стоит», — безжалостно отрезал Арнольд. — Да и день вы выбрали…
— Я знаю, знаю, — вскричал Сидихин, прижимая к груди свою папочку. — Я вас от всей души поздравляю с юбилеем! Простите мою бестактность, но легавые за мной буквально по пятам… Я ведь без нужды не обращался! Прекрасно сидел у Хозяина, вернее, не сидел. Работал в «Беринге». Солдат спит, служба идет, ха-ха, — мелко рассмеялся он. — Но эта проверка прокурорская, она все карты сбила! Вот я выйду из вашего авто, и меня тут же схватят, будьте благонадежны!