Реконструкторы (сборник)
Шрифт:
Как помнил Игар, первый автомат, вернее, штурмовую винтовку, изобрели в России ещё в далеком 1916-м году, однако в начале века её не поняли и не приняли, исключительно из-за «представлений» военных о том, как ведется война. Промышленность и наука могли это сделать, но мозг человеческий – ещё не воспринимал.
То же самое Игар наблюдал и в Третьем кавалерийском. Однажды Герсен показал ему удивительную «смерть-машину», оказавшуюся на поверку обыкновенным пулеметом с кожухом водяного охлаждения. Кроме пулемета Игар наблюдал в расположении лагеря две странные трехколесные конструкции, которые не могли быть ничем иным, как примитивными броневиками или БМП. Задняя ось на рессорах опиралась на два колеса, суженный «нос» машины – на единое широкое колесо, прикрытое треугольным
Все это было прекрасно. Однако в голове Игара не укладывалось, каким образом подобная техника уживается с самим существованием кавалерийского корпуса? Пулеметы, броневики и всадники с палашами не могли являться частью единой военной схемы. Очевидно, решил для себя Игар, военное искусство Нео-Мидгарда, а также, соответственно, Мансипала переживает некий переломный рубеж, переходный этап, за которым кавалерия исчезнет с полей сражений.
Ну а пока что, бойцов Харгафа совершенно не беспокоило несоответствие их славного кавалерийского корпуса уровню современной техники и науки. На броню с пулеметами смотрели как на инженерное чудо и с любовью поглаживали серебреные палаши. Потомки викингов вечерами собирались у костров, балагурили, офицеры наведывались друг к другу в гости, почти ничем не показывая, что находятся не просто на дальней пограничной заставе, а на самой что ни на есть линии фронта, пусть даже тихого и «лесного».
Ни схваток, ни артобстрелов, ни тем более авианалетов и ракетных ударов за время «сидения», Игар не наблюдал. Её Величество смерть, похоже, в лагерь не наведывалась, хотя в солдатской среде ходили слухи о вражеских партизанах, нападавших на кавалерию.
В личном статусе Игара, в то же время, происходили решительные и самому ему не совсем понятные изменения.
Прежде всего, его одежду и вещи, включая мобильник, деньги, джинсы, футболку, даже трусы, – изъяли и увезли. Харгаф сообщил, что предметы отправятся в «Свинцовый Ветер», однако, спустя несколько дней Игар начал в этом сильно сомневаться. Харгаф откровенно не спешил с отправкой загадочного найденыша в секретную службу. Никакая переписка, насколько мог судить Игар, по его поводу не велась, и ни один государственный чиновник не прибыл в лагерь, чтобы познакомиться с «находкой». Да и сам Харгаф очень редко затрагивал в беседах с Игаром тему сдачи своего пленника для научного изучения. Как видно, ни мало не стесняясь, конунг решил присвоить загадку себе. Учитывая полуфеодальный характер местного государства, это было вполне возможно, – такому как Харгаф, по словам Герсена, никто был не указ. С государственной изменой подобное поведение не имело ничего общего. Вельможа решил – вельможа сделал.
Вместо старой одежды Игару выдали новую. Швейных мастерских, как известно, при кавалерийских корпусах не содержат, поэтому вариант облачения у Игара оставался один – военный мундир. Сначала Харгаф думал выдать солдатскую форму, но потом, решился облачить своего личного пленника «в офицеры».
Тут же вскрылась ещё одна особенность мира Ленты. Дворяне в Нео-Мидгарде носили длинные волосы. Всякий офицер приравнивался к дворянину, а всякий дворянин при поступлении на службу автоматически зачислялся офицером или же, в крайнем случае, рядовым гвардейских частей. Третий кавалерийский корпус гвардейским не являлся, но Игар при этом обладал огромной шевелюрой. Вывод из двух фактов проистекал простой и нетривиальный. Хотя и обескураживающий Игара, – он никогда не предполагал, что длинные, «неформальские» волосы способны обеспечить ему офицерское достоинство.
Ему выдали широченные, серого цвета шаровары, живо напомнившие по форме смешные галифе начала прошлого века, алую рубаху-гимнастерку – именно такую, какую он видел на кавалеристах Харгафа в день своего пленения. Полагался
Повседневным головным убором «пост-скандинавских» кавалеристов оказался кивер, украшенный на тулье всё теми же Быком, Старцем, Драконом и Соколом, собравшимся вокруг круглого скандинавского щита, рассеченного двумя линиями на четыре части. На ноги предполагалось надеть сапоги с высокими голенищами – почти ботфорты, с широкими закрывающими колено раструбами, в которые нужно было заправлять шаровары.
Из защитного вооружения и прочих принадлежностей выдали также покрытую красной эмалью металлическую каску – перед боем на неё предполагалось заменять тряпичный кивер, плотный кожаный жилет (тоже черный), который заменял повседневный китель, или же надевался поверх него, кожаные рукавицы, доходящие чуть не до локтя, седельную сумку и портупею.
И черный китель, и алую гимнастерку украшали нашивки – весьма непривычные, черно-белые, украшенные серебряными полосками. Нашивки декорировались серым галуном, та же серебреная нить украшала и обшлага рукавов.
Сначала Игар полагал, что одеждой дело ограничится. Однако Герсен, который принес Игару всё указанное выше добро, молча удалился, а спустя час принес выписанные из арсенала кавалерийский палаш в кожаных ножнах, карабин с коротким штыком и кобуру с пистолетом.
Узрев такое богатство в руках своего «наставника», Игар удивленно крякнул.
Форма формой, но оружие – совершенно иное. Палаш и карабин означали, что его действительно произвели в офицеры Нео-Мидгарда. Без подготовки, без подготовительных курсов, – просто так.
Герсен объяснил всё элементарно.
– А разве может быть по-другому? – удивился ферьярец, подняв кустистую бровь. – Большинство наших офицеров получают чин, как и ты, без войсковой подготовки. Только у манси да у поморов, солдат приучают к оружию взрослыми. Каждый ферьярец – воин с рождения, тем более дворянин, будущий офицер. Отпрыски знатных семей зачисляются в полк сразу после обрезания пуповины. По достижении совершеннолетия их отправляют на службу. Малолетки прибывают в часть, уже имея на руках офицерские патенты, а те, кого не успели заранее зачислить в полк или же зачислили в какой-то другой, – с рекомендательными письмами от благородных отцов. Обычно этого достаточно, чтобы командир части принял мальца прапорщиком или подпоручиком.
Игар почесал затылок.
– Но как же образование и тренировки? – изумился он. – Уставы, воинская дисциплина, умение обращаться с винтовкой и палашом? Разве это не сказывается на боеспособности армии? Армия, где офицеры набраны из новобранцев, это …
– Это Нео-Мидгард! – перебил его Герсен, – Мы, потомки древних норманнов и большинство будущих офицеров начинают готовиться к службе тогда же, когда начинают ходить, – в домах матерей. С огнестрельным оружием умеет обращаться каждый мальчик Нео-Мидгарда с возраста пяти лет. По традиции отец или его вдова дарит сыну раба и палаш на день совершеннолетия. Раб и клинок дарятся мальчику для совершения обычая «demi». Ты понимаешь?
Игар покачал головой. Он не знал как переводится «demi», расспрашивать же не стал, – но от слова и интонации с которым оно было произнесено, веяло чем-то жутким и замогильным. Игара, впрочем, интересовало другое.
– Но ведь я не ферьярец? – прямо сказал он. – Меня не обучали войне с рождения.
– Зато ты не малолетка, – зло усмехнулся Герсен. – Меня достали шестнадцатилетние сосунки, присылаемые в корпус из-под материнских юбок с мечтами о смерти и подвигах безумных берсерков. Харгаф придумал правильно, – единственный способ не отдавать тебя чужим, это превратить в офицера Императорской армии. Как офицер ты получаешь дворянский статус, а как дворянин ты теперь неприкосновенен и не можешь рассматриваться как пленник. С другой стороны, после принесения присяги ты не сможешь сбежать от Харгафа под угрозой смерти. Все просчитано верно. Теперь ты принадлежишь Харальду Харальдсону с потрохами, и никто другой не смеет протянуть к тебе руки.