Рекуперация
Шрифт:
– Федя, не в службу, а в дружбу смотайся на Финляндский вокзал. Забери из камеры хранения коробку с автономным блоком питания. Мы заказывали в Архангельске в опытной мастерской при заводе "Красная кузница", помнишь? Встретить курьера было некому, а он вёз ещё один заказ в Москву и опаздывал на другой поезд. Договорились, что оставит коробку в камере хранения, вот номер и код ячейки. Полный бардак с доставкой, но сам знаешь, как нужен образец. Сделаешь?
Поймав на лице сотрудника недоумение, добавил:
– Сам не могу, жду междугородный звонок, а в боксе держать изделие не стоит. Сам понимаешь, кругом секреты.
– Всё как вы просили, ну и жарища на улице.
– Спасибо, Федя. Положи на стол.
– Может откроем и посмотрим, что там северные умельцы наваляли?
– Сейчас снова звонить будут, подожди, мне надо зарегистрировать прибор, потом можешь колдовать. Я тебя позову.
Чистяков появился в лаборатории через два часа, положил на стол обыкновенную коробку из под обуви перетянутую несколько раз бечёвкой. Судя по усилию, посылка тянула на несколько килограммов. Когда закрылась дверь в комнату зама, Соболев преобразился. Молниеносно вскрыл коробку, аккуратно достал адскую машинку, завёл будильник на три часа и соединил провода импровизированного таймера. В коробку вложил блок питания, забранный утром из другой камеры хранения и ранее завезённый курьером. Сунул сопроводительные документы и заново перевязал. Вспомнил, как неудобно было пронести притянутый поясным ремнём блок через охрану корпуса. Натёртый живот того стоит, осталось занести бомбу в изолированный испытательный блок, находящийся напротив его крошечного кабинета. Выглянул в коридор, никого. Быстро прошмыгнул в аппаратную, оттуда в к прототипу. Открыл дверцу распределительного щита и сунул взрывное устройство под кабели.
В тот же момент мир взорвался стальным окриком, неизвестно откуда появившегося Серебрякова:
– Стоять! Отпусти "машинку", подыми руки! Медленно повернись ко мне, гадёныш.
Внутри всё обмерло. Соболев сжался, в голове вспыхнуло - это конец! Он медленно повернулся с поднятыми руками. Помимо Серебрякова в помещение ворвались два сотрудника и ловко защёлкнули наручники на запястьях. С ними следователь в форме. Оттеснили к стенке. В дверь заглядывали испуганные сотрудники. Вперёд протиснулся начальник лаборатории:
– Разрешите?
– Да, да, проходите, Генрих Иванович. Нужен второй понятой.
– Где Чистяков, ему можно? Он последний общался с этим, - Доос презрительно бросил взгляд на потерянного и деморализованного подчинённого.
– Можно. Ну, что давайте начнём.
Соболев испуганно слушал и наблюдал, как следователь заполнял протокол места происшествия. Как отстранённым голосом зачитывал подробности изъятия "прибора, напоминающего взрывное устройство". Как сухо ставил вопросы и уточняющие реплики. Как в комнату прибыл специалист из управления и описывал составляющие адской машины. Как устройство упаковали в специальный кожух и вынесли. В мозгу стучалась мысль: как же так, этого не может быть, как узнали?
Под презрительными взглядами Колывановой, Дооса, секретаря и других сотрудников, его провели такой знакомой дорогой из лаборатории и далее по коридору, вниз по лестнице к проходной. Постепенно приходило осознание, что эта дорога в один конец и он никогда больше он не вернётся в сюда. Вспомнил сегодняшнее утро, маму, её тревожный взгляд. Ужас, как она это всё перенесёт? Захотелось завыть и упасть в истерике на землю.
В машине взял себя в руки. Ведь Серебряков свой, кругом свои. Не будет огласки, внутриведомственный чудовищный скандал замнут. Никто не заинтересован. Надо на следствии бить на побудительные причины. Пусть чудовищно глупо, пусть, но ведь науки ради, для того чтобы всколыхнуть научное сообщество там наверху. Чтобы осознали насколько велика конечная цель, как важно дополнительное финансирование и устранение дефицита кадров. В этот миг поймал ненавидящий взгляд Серебрякова, лучше бы прибил на месте при попытке к бегству. Боже, что я натворил?!
На улице Войнова провели во внутреннюю тюрьму. Ага, значит допрашивать пока не будут, будет время собраться с мыслями. Ну да, Серебряков должен доложить Арефьеву, а там уже будут решать сообща. Всё ясно как день - измена, подготовка взрыва. Будут искать иностранный след. Вспомнят анонимку на Дооса, попробуют связать. Голова пухла от мыслей. Вот бы рабочий образец машины времени, да откатиться на несколько дней назад и не выпускать на свободу страшную химеру своего падения. За такое расстреливают. Закрытый суд и выстрел. А на политзанятих зачитают этот случай в качестве примера неотвратимости наказания за предательство.
После шмона, оставили сигареты и спички. В камере он никогда не был. Несколько раз присутствовал на допросах, плюс достопамятная командировка в Москву, где в следственном изоляторе N1, именуемым "Матросская тишина", допрашивали вместе с полковником лже-попаданца Панкратова. Сейчас с нездоровым интересом, в свете слабой лампочки, забранной решёткой, рассматривал неровные стены, взъерошенные штукатуркой - "шубой", древний, ещё довоенный узкий унитаз - "толчок". Завалился на дощатую кровать "шконку" и стал читать редкие надписи, абсолютно не вдаваясь в их смысл. В сознании постоянно билась одна и та же мысль - я ценный кадр, в расход не пустят, создадут типа сталинской "шарашки" и запустят параллельные работы по созданию машины времени.
12. Соболев. Прыжок в никуда
Разбудил лязг, отпираемой массивной двери.
– Соболев, на выход.
Незабываемый тюремный запах, спрессованный из табачного дыма, баланды, человеческого пота и страха, осязаемого на уровне подкорки, спровоцировал воспоминания - подобным специфическим тяжёлым духом веяло в следственном изоляторе "Кресты" и "Матросская тишина". В отличии от устойчивого шума многотысячного человеческого общежития, здесь было очень тихо. СИЗО-3, КГБ СССР, именовавшийся в конце девятнадцатого века следственной "образцовой тюрьмой", а в народе "шпалерка", глушил шаги контролёра и подследственного. "Какая парадоксальная историческая связь, подумал Соболев, - когда-то здесь сидел Ленин, Савинков, Желябов, а позже Лихачёв, Бергольц, Рокоссовский". Память услужливо подбрасывала новые имена, но Соболев сосредоточился на своих проблемах и мысленно строил линию защиты. После нескольких восхождений и спусков по ажурным железным лестницам, постучал и толкнул дверь, пропустив вперёд Соболева. За столом сидел Серебряков. Соболев остановился, ожидая от старшего по званию команды к дальнейшим действиям. Полковник, как бы заново осматривал теперь уже бывшего подчинённого.
– Проходи, садись и рассказывай.
– С чего начать, Николай Трофимович?
– С начала, Витя, с начала! Только упусти, будь ласков и упусти всякую херню о радении за советскую науку и глупом Доосе, не понимающем перспектив машины времени, да высоких задач, поставленных партией и правительством.
Серебряков с ходу выбил идеологические лицемерные подпорки, линии защиты. Соболев собрался и жёстко ответил:
<