Реквием для хора с оркестром
Шрифт:
— Ну? — осведомился человечек тоненьким гаденьким голоском. — Так лучше?
Облизнув пересохшие губы, Никита поколебался, прежде чем ответить. Вообще-то разговаривать, не видя лица собеседника, не особенно приятно, но и смотреть на жутковатую мордочку рогатого младенца — тоже особенной радости Никите не доставляло.
— Да, — тем не менее сказал Никита. — Так лучше, пожалуй…
Человечек опустился чуть ниже, оглядел тесную клетку, в которой был заключен Никита, и присел на сплетение цепей, как будто сел на качели. Поерзал немного,
Никита опасливо посмотрел на крылатого и отодвинулся слегка в сторону, чтобы не сидеть прямо под ним. Хоть человечек, на котором, кстати, не наблюдалось даже намека на какую-либо одежду, ни первичными, ни вторичными половыми признаками не обладал — как пластмассовый пупсик, все же кто его знает… Крылатые, они… У голубей тоже с первого взгляда ничего заметить нельзя, а вот обгадить сверху очень даже могут…
Человечек усмехнулся и поджал под себя маленькие пухлые ножки.
— Ну, — обратился он к Никите. — Рассказывай.
— О чем? — спросил, в свою очередь, Никита и отодвинулся еще дальше к краю клетки, забранному прочными прутьями — ржавые цепи опасно заскрипели, а клетка под тяжестью тела Никиты наклонилась немного в сторону.
— Как это о чем? — удивился человечек. — Тебе что, нечего рассказать? Надо же! Болтается в Смирилище и рассказать ему нечего…
— В Смирилище… — пробормотал Никита, догадываясь, что крылатый называет так, видимо, его клетку.
— Ну да, в Смирилище, — подтвердил человечек и топнул ножкой по креплению цепей. — В Смирилище просто так не попадают. Надо очень постараться, чтобы здесь оказаться. А я, как все цутики и полуцутики, просто обожаю интересные истории слушать. Ну, давай, чего там ты натворил?
«Цутики, — крутилось в голове у Никиты, — полуцутики… Куда я попал? С ума я, конечно, сошел, но не настолько же… Просто не верится, что у меня в голове такой бред мог родиться. И что этому уродцу рассказывать?»
— Началось все… дня два, наверное, назад, — осторожно начал Никита. — Или больше. Или меньше, не помню. Лежал я дома на диване и нажрался водки. Так, незаметно получилось — пил да пил по стакану, а потом вдруг — р-раз и пьяный…
— Постой-постой! — прервал вдруг его крылатый. — Как ты говоришь… на диване лежал дома… Это где?
— В Саратове, — сказал Никита.
— В Саратове, — повторил крылатый, и узкие припухшие глазки его при этом блеснули. — Давай, давай, очень интересно…
Никита кивнул и продолжал. Через несколько минут неожиданно для себя увлекся так, что пересказал крылатому все события, которые случились с ним за последнее время — обстоятельно и подробно, словно рассказывал это самому себе, чтобы разобраться наконец, что с ним происходит.
— Ну а потом налетают на меня три мужика, — тараторил Никита, размахивая руками так, что клетка раскачивалась из стороны в сторону, — а у каждого мужика, представляешь себе, по две головы…
— Ну, — ковыряя крохотным пальчиком в оттопыренной ноздре, комментировал крылатый совершенно спокойно, будто бы ничего удивительного в том, что у мужиков вместо одной головы было две, он не видел, — ифриты. Серьезные ребята. Сразу могли бы тебя в капусту порубить…
— Так я одному вклепал в грудины, — азартно продолжал Никита, — ножик отобрал…
— Ятаган? — теперь уже с явным удивлением в голосе переспросил крылатый, вытирая пальчик о крохотное бедро. — У ифрита ятаган отобрал?
— Ага… Тяжелый ножик такой… Начал отмахиваться от двоих оставшихся…
Крылатый выслушал рассказ Никиты до того самого места, где в качестве одного из персонажей появился он сам, а потом задумчиво протянул:
— Кого только в этом мире не встретишь… Значит, ты только что сюда попал? И уже умудрился в Смирилище угодить?
— Умудрился, — вздохнул утомившийся Никита. — Только вот никак не могу до сих пор понять — куда я попал? И как мне отсюда выбраться? А? Как?
Никита адресовал этот вопрос крылатому, но тот не слышал, явно о чем-то задумавшись. Никита вздохнул, отвел на секунду глаза, а когда вновь взглянул на крылатого, того уже не было.
— Ничего себе, — присвистнул Никита. — Эй! Ты где? Опять невидимым стал?
Никакого ответа он не получил.
— Весело, — самому себе сказал Никита. — Никто мне помочь не может. Даже объяснить… И этот фраер…
Он поднял голову. Налетевший невесть откуда ветер гудел в звеньях цепи, но клетка пока раскачивалась не особенно сильно. Никита лег на живот и подполз к краю. Просунул голову между толстых прутьев и снова посмотрел вниз. Серый ствол чудовищного дерева пронзал громадный пласт абсолютной пустоты и исчезал в маслянистом тумане, неподвижном и от этого, казалось, еще более страшном. Никита опять подумал вдруг о том, каково будет грохнуться с такой высоты, и передернул плечами.
Ветер тем временем все усиливался. Цепи, на которых держалась клетка, уже вполне ощутимо подрагивали, да и сама клетка начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. Грубый деревянный пол под ногами Никиты тошнотворно колебался. Провисшее небо, проснувшись, угрожающе зашевелилось.
Никита огляделся. Гигантское пустое пространство — и сверху, и снизу. А он посередине — совсем один и совсем беспомощный. Он сглотнул.
Не зная, что предпринять теперь, он переполз в центр клетки и, как мог прочно, утвердился там.
«Смирилище, — вспомнилось ему. — Придумают же такое…»
В надсадное гудение запутавшегося в ржавых цепях ветра стали вплетаться какие-то посторонние звуки.
Никита живо перевернулся на спину — так оно и есть — прямо у него над головой медленно и очень неправдоподобно, как в мультипликационном фильме, из пустого и гулкого воздуха материализовался крылатый недоносок. Как он там себя называл — цутик? Или полуцутик? Теперь крылатый выглядел возбужденным до крайности — он прятал глаза, хихикал и потирал крохотные ручонки.