Реквием по монахине
Шрифт:
Тэмпл внезапно подходит и дает Нэнси пошечину. Нэнси отшатывается, от этого резкого движения из кармана ее пальто на пол падают деньги и коробка с драгоценностями. Тэмпл останавливается, смотрит на деньги, на драгоценности. Нэнси продолжает:
Да, вот они, мерзкие деньги. Это они все губят. Когда жена в бриллиантах, а муж держит в карманах по две тысячи долларов — на мелкие расходы, — ничего нет удивительного, что их приходят шантажировать и жулики слетаются к ним, как мухи на тухлое мясо. И этот красавчик — тоже жулик. Можете
Тэмпл. Попробуй! Увидишь!
Нэнси. О, я знаю. Сейчас уже дело не в письмах! Вы хотите вернуться к веселой жизни, вам нужна сила, да что там, — вам нужна грязь. Да, грязь! Она в вас сидит крепко, раз вы способны были писать такие письма, что они и через восемь лет еще могут причинять столько горя, столько несчастья!
Тэмпл. С каких пор ты шпионишь за мной?
Нэнси. С самого начала! Вам не нужны были ни деньги, ни драгоценности для того, чтобы вернуть эти письма. Женщина в этом не нуждается! Ей нужно быть только женщиной, чтобы добиться от мужчины всего, чего она захочет. Нам это хорошо известно. Вы это могли сделать запросто, у себя дома, вам даже не надо было посылать куда-то своего мужа ловить рыбу. Ведь вас всему научили в Мемфисе, и если бы вы захотели этой наукой воспользоваться, то, поверьте мне, остались бы со своими детьми. Если бы вы только захотели...
Тэмпл. Прекрасная проповедь нравственности, которую читает потаскуха! Разница между нами лишь в том, что я отказываюсь быть потаскухой в доме моего мужа!
Нэнси. Я не думаю о вашем муже. Я даже о вас не думаю. Я думаю о двух маленьких детях.
Тэмпл. И я тоже! Как ты полагаешь, почему я отослала Бюки к бабушке? Только потому, что думала о своих детях, я хотела, чтобы ребенок спокойно вышел из дома, где человеку, которого он всегда звал отцом, могли в любую минуту взбрести на ум обидные слова: «Ты не мой сын». Если ты шпионила за мной, то должна была слышать, как он это говорил...
Нэнси. (перебивая ее). Будьте уверены, я слышала! И вас тоже... Слышала, как вы отнекивались... Сердились... Защищались. Возражали! И не ради себя, а ради ребенка! А теперь вы все бросаете, и на всех вам наплевать.
Тэмпл. Бросаю?
Нэнси. Да. Вам же никогда больше не удастся увидеть Бюки, вы это хорошо знаете. Скажите, разве это неправда?
Тэмпл не отвечает.
Вот как все будет «улажено» с Бюки! А кому вы собираетесь оставить девочку?
Тэмпл. Кому ее оставить? Ей всего шесть месяцев. Я беру ее с собой.
Нэнси. Конечно, вы не можете ее оставить. Никому. Даже мне! Но вы не можете взять шестимесячного младенца с собой в путешествие! Вот о чем я хочу сказать. Значит, и ее вы оставляете, бросаете в колыбели! Она немного поплачет, но будьте покойны, она слишком мала, чтобы плакать очень громко. Никто ее не услышит, никто не придет ей на помощь, — ведь дом-то будет заперт на ключ до следующей недели, до того дня, когда вернется мистер Гоуен. Вернется, но к этому времени все будет улажено, ребенок перестанет плакать и вы, наконец, сможете развлекаться.
Тэмпл. Подай мне пальто!
Нэнси. (берет пальто с кресла и подает ей). Но еще удобнее взять ее с собой — понятно, для того, чтобы тянуть деньги с мистера Гоуена или с вашего отца. Поверьте мне, это умнее всего... Но если ваш дружок решит, что они недостаточно быстро дают деньги, он выкинет вас вон — и вас и младенца. Тогда почему бы вам не забыть маленькую на пороге какого-нибудь дома? Вы освободитесь. Но вам ничего больше не останется, как идти искать убежища в Мемфисе!
Тэмпл вздрагивает, но тотчас овладевает собой.
Ударьте меня! Ударьте же меня! Или позовите того негодяя, который ждет в автомобиле, и прижгите мне пятки сигаретой. Я вам уже говорила, вам и ему, что я для того и пришла. Вот! (Она приподнимает ногу.) Я все испробовала, могу испробовать и это тоже!
Тэмпл. В последний раз говорю: замолчи!
Нэнси. Я молчу. (Она не двигается, не смотрит на Тэмпл. Слегка меняются ее интонации и жесты, но не сразу становится ясным, что она больше не обращается к Тэмпл.) Я пыталась. Я пыталась, я сделала все, что могла. Вы же видите!
Тэмпл. Никто с тобой и не спорит. Ты угрожала мне моими детьми, моим мужем. Ты даже украла мои деньги, приготовленные для побега! Да, никто не может сказать, что ты не пыталась удержать меня. Подбери деньги!
Нэнси. Вы же говорили, что не нуждаетесь в них!
Тэмпл. Нет, я в них не нуждаюсь. Подбери их.
Нэнси. Мне они тоже не нужны.
Тэмпл. Не важно, подбери деньги! Ты можешь взять из них свое жалованье за будущую неделю.
Нэнси наклоняется, подбирает деньги, складывает драгоценности в коробку; кладет все это на стол. Тэмпл успокаивается.
Нэнси!
Нэнси поднимает голову и смотрит на нее.
Я сожалею — я хочу сказать, очень сожалею, — что ударила тебя. Ты всегда была добра к моим детям и ко мне тоже. Ты долго помогала мне жить. Ты пыталась соединить нас с мужем, хотя любой, кто знал бы нашу историю, сказал бы, что мы не можем жить вместе.
Нэнси. Нет, я так не думаю. Да, впрочем, зачем беспокоиться о вашем супружестве, о приличиях, о вас, обо мне, — хоть я вам и очень благодарна за то, что вы взяли меня в дом, разговаривали со мной...
Тэмпл. Не говори так, Нэнси. Мне было хорошо с тобой.
Нэнси. Важнее всего двое ваших малышей.
Тэмпл. Я тебе запрещаю говорить о них.
Нэнси. Подождите. Я хочу только спросить вас еще раз: вы действительно собираетесь это сделать?