Реквием в Брансвик-гарденс
Шрифт:
Доминик закрыл глаза, не имея больше сил видеть ее. Тело его содрогнулось.
Епископ пошатнулся на ногах.
– Боже мой! О боже мой! – беспомощно пробормотал он.
– Вы делали это не для меня… – голосом, полным предельной муки, проговорил Кордэ. – Но я никогда… никогда не хотел этого…
– Да нет же, хотел, – проговорила умиротворяющим тоном миссис Парментер, словно
Епископ что-то прошипел сквозь зубы в знак неодобрения. Айседора опустила каблук на пальцы его ноги и основательно надавила. Андерхилл взвыл, однако его голоса никто не услышал.
– Скажи, чтобы он ушел, – попросила вдова, указывая на Питта движением локтя. – Доминик, ты ведь можешь все: у тебя есть сила. Ты станешь великим вождем Церкви нашего века. – В глазах ее светились уверенность и гордость. – Ты восставишь Церковь на то место, которое принадлежит ей по праву… и все будут взирать на нее, на ее клириков, как положено – снизу вверх. Церковь вновь станет главой и сердцем каждого общества. Ты покажешь людям путь, ты сделаешь так. Вели этому глупому полисмену уходить. Объясни ему, почему так случилось. Это было не преступление, а простая необходимость.
– В этом не было никакой необходимости, Вита, – ответил Кордэ, открывая глаза и заставляя себя посмотреть на миссис Парментер. – Вы ошиблись. Я люблю вас так, как люблю всякого человека, не более того. И я собираюсь жениться на Клариссе, если она захочет этого.
Вита перевела взгляд на него.
– Кларисса? – произнесла она имя дочери так, словно оно ничего для нее не значило. – Ты не можешь так поступить. В этом нет необходимости. Нам больше нет нужды притворяться. И потом, это неправильно; ты не можешь жениться на ней, потому что любишь меня. Ты всегда любил меня, с самой первой нашей встречи. – Голос ее вновь обрел уверенность. – Помню, как ты смотрел на меня в тот самый день, когда появился в нашем доме. Ты уже тогда знал, что Рэмси слаб, что он потерял веру, что он больше не годится в вожди народа. Я видела твою силу даже тогда… и ты понимал, что я верю в тебя. Мы понимали друг друга. Мы…
– Нет! – твердо проговорил священник. – Вы нравились мне. А это совсем другое. Вы были женой Рэмси, и для меня всегда останетесь ею. Я не люблю вас. И никогда не любил. Я люблю Клариссу.
Лицо Виты неспешно преобразилось. Оно сделалось твердым, а взгляд ее больших глаз ожесточился, зажегся гневом. Губы женщины сложились в полную ненависти гримасу.
– Трус! – прошипела она. – Слабак, недостойный трус! Я убила ради тебя! Я взяла на себя всю опасность, все актерство, все эти глупые вопросы и ответы, для того лишь, чтобы ты смог исполнить свою роль в судьбе, мог быть рядом со мной! Я придумала этот блестящий план и осуществила его. Я продумала все! A посмотри на себя! Ты боишься! Ты жалок!!! – И внезапно лицо ее вновь сделалось мягким, и на нем затрепетала улыбка. – Но я прощу тебя, если…
Доминик отвернулся, не имея больше сил терпеть. Кларисса обхватила его руками, и так, рядом, они побрели назад, в недра церкви.
Питт посмотрел на Корнуоллиса. Тот кивнул, и на его тонкие губы лег отпечаток ужасной печали.
Томас покрепче взял вдову за руку.
– Пойдемте со мной, миссис Парментер, – сказал он ровным тоном. – Говорить больше не о чем. Все закончено.
Она посмотрела на суперинтенданта так, словно бы только что вспомнила о том, что он находится рядом, хотя тот ни на мгновение не выпускал ее руки.
– Мы уходим, – повторил Питт. – Вам здесь больше не место.
Он повел арестованную вниз по ступеням, на улицу. Корнуоллис обогнал их, чтобы остановить кеб.
Шарлотта посмотрела на дверной проем, в котором исчезли Доминик и Кларисса, а потом, с улыбкой и странным удовлетворением, последовала за мужем.