Реквием в Вене
Шрифт:
Она подняла глаза.
— Ваш зять слишком добр ко мне. Неудачные высказывания были националистического толка. Собственно говоря, антисемитскими.
Старик только фыркнул на это признание:
— Видите ли, барышня, вы вряд ли могли бы быть австриячкой без примеси этого в своей крови. Не стоит терять сон из-за этого, но я нахожу похвальным, что вы пришли снять грех со своей души. Браво!
В дверном проеме появилась фрау Блачки.
— Подавать кофе, мадам? — обратилась она к Берте.
— Прошу вас, госпожа Блачки, — распорядилась
— И еще одну чашку для нашей молодой гостьи, — потребовал господин Майснер.
— О нет. Благодарю вас, но мне действительно пора уходить. — Она протянула свою ручку и похлопала ею по лапе старика. — Я так благодарна вам. Теперь я чувствую себя значительно лучше. Возможно, что даже смогу теперь дослушать последний акт оперы.
Она встала и попрощалась. Никто, кроме господина Майснера, не сделал попытки удержать ее. После ее ухода в комнате остался витать легкий аромат фиалок.
— Бог ты мой! — воскликнул старик Майснер, когда входная дверь закрылась. — Что за ослепительная молодая женщина! Вертен, вы оказали ей дурную услугу, описав ее как избалованную дилетантку. В ней что-то есть, в этой барышне Шиндлер. Настоящая сила!
— Сила — уж это точно, — подтвердил Вертен, но он имел в виду нечто совсем иное, нежели старик Майснер.
Глава пятнадцатая
На следующее утро Вертен оставил Гросса, старика Майснера и Берту сбившимися в кучку над нотной строкой в анонимном письме в попытке разгадать возможный код. Он же отправился в контору, а Тор уже трудился там, методично работая над рукописной копией завещания патриарха семьи Тума. Вертен предоставил ему свободу действий на второй неделе его работы, настолько надежным и достойным доверия оказался этот помощник.
После того как с этим делом будет покончено, подумал Вертен, надо будет подумать о повышении ему жалованья. Юридическая контора не могла позволить себе потерять настолько ценного сотрудника, как Тор, для вящей выгоды конкурентов.
Тор никогда не отличался разговорчивостью; сегодня они обменялись только кратким «Доброе утро».
Очутившись в своем кабинете, Вертен принялся сортировать бумаги в две стопки, срочные и менее срочные, отбирая те, которые требовали его личного внимания, и те, которыми мог заняться Тор.
Однако его утренние труды были прерваны, когда он услышал хлопанье входной двери, а затем приглушенные звуки голосов. Тор постучал и просунул голову в дверь.
— К вам какой-то господин, адвокат. Из полиции. — Произнося эти последние слова, Тор выглядел ужасно перепуганным.
Он впустил сыскного инспектора Дрекслера, который, казалось, пребывал в чрезвычайной спешке.
— Адвокат, — обратился он вместо приветствия к Вертену.
Тор медленно затворил за собой дверь.
— Чем я могу быть полезен вам, инспектор? Надеюсь, это не касается взлома.
— Нет-нет, — с важностью произнес Дрекслер. — Я был по соседству и подумал, что могу найти у вас доктора Гросса.
— Он на квартире. Могу я оказать какую-нибудь помощь? — Вертен сделал движение в направлении стула, но Дрекслер покачал головой:
— Я просто хотел, чтобы вы, приятели, знали, что небольшие ночные обходы наконец принесли свои плоды.
— Ночные обходы?
— По поводу убийцы господина Гюнтера, помните? Одна «ночная нимфа» [93] видела, как он покидал здание, и мы надеялись найти другую, которая могла бы описать более подробные приметы.
— Верно. Простите, запамятовал. Вы говорите, что добились успеха?
— Мой сержант в конце концов нашел другую молодую даму, чей участок работы находится поближе к Хофбургу, и она отчетливо помнит вышеупомянутое лицо.
— Как она может быть настолько уверенной? — поразился Вертен. — Все же… как давно это было?
93
Принятое в старину прозвище венских проституток.
— Около трех недель назад. И женщина готова дать голову на отсечение. Это произошло в ту ночь, когда один клиент дал ей на чай пять крон. Это запечатлелось в ее памяти, точно так же, как и лицо человека.
Вертена охватил трепет предвкушения.
— Она дала описание?
Дрекслер сделал короткую паузу.
— По правде говоря, ничего уж особенно приметного. Немного выше среднего роста, коренастого сложения. Она лучше всего запомнила его глаза. Женщина сказала, что у них было такое выражение, как будто они могут затянуть человека в свои глубины. Я не позаботился спросить ее, какие глубины она имела в виду.
Дрекслер захихикал над своими потугами на остроумие, но Вертен не проронил ни слова.
— Во всяком случае, — продолжал полицейский, — он так напугал ее, что женщина тотчас же перестала навязываться ему со своим товаром. Но уверяет, что может опознать его, если увидит еще раз.
— А она не упомянула другие приметы? — спросил Вертен. — Растительность на лице, бороду, усы. Хоть что-нибудь?
Дрекслер опять помедлил.
— Прошу прощения. Я прикажу моему человеку еще раз поговорить с ней. Такая маленькая серая мышка. Мици Паулус. Понятия не имею, что мужчины находят в ней. Ютится в жалкой мансарде на Кольмаркте.
— А вы не показывали ей изображения наших подозреваемых? Я уверен, что мы можем получить фотографии кое-кого из Придворной оперы.
— Мы как раз занялись этим, адвокат. Однако же получить фотографии людей, которые не принадлежат к преступному миру, — не самое легкое дело. Мы действуем через газеты и Придворную оперу. А это требует времени.
— Браво, Дрекслер. Я передам Гроссу ваши сведения. Мы продвигаемся, я это чувствую.
— Скажите это Майндлю. Он был вне себя, когда мы выпустили Шрайера. Пообещал съесть меня живьем. Самодовольный гаденыш, вот он кто!