Реквием
Шрифт:
Набережная Сены, Париж 21 декабря 1295 года от Р.Х.
Минуло больше часа, как Уилл прошел по Большому мосту на остров Сите. Передал ли слуга записку? Он окинул взглядом холодно взирающие на него дворцовые окна. Здесь кое-что изменилось. По бокам ворот появились две новые башни, за стенами рядом с серыми королевскими апартаментами вздымалось несколько строений, украшенных башенками с разноцветными флагами. В дальнем конце виднелась величественная часовня Сент-Шапель, построенная Людовиком IX
Наконец вдалеке появилась девушка. Она шла в его сторону по слякотной дорожке. У него перехватило дыхание. Надетая поверх льняного платья облегающая белая туника подчеркивала ее рост и стройность фигуры. Ветер с реки трепал золотистые волосы, и она быстрым нетерпеливым движением откидывала их назад. Рельефные скулы на бледном лице подчеркивали крепкий подбородок, прямой, правильной формы нос и глаза, эти замечательные глаза. Облик дочери поражал Уилла своей знакомостью и одновременно незнакомостью. У него защемило сердце.
— Роуз!
Она резко остановилась. Он подбежал к ней, прижал к себе. Ее волосы пахли дымом камина. В последний раз Уилл обнимал дочь два года назад, но ему казалось, что много раньше.
— Я начал бояться, что ты не придешь.
— У меня были дела. — Она отстранилась, посмотрела на дворец.
Уилл молча разглядывал дочь. Он не ожидал, что она бросится к нему со всех ног и упадет в объятия. Нет. Их расставание было трудным, и за время скитаний у него не было возможности послать ей весть.
— Как ты? — произнес он нарочито бодрым тоном и немедленно пожалел, что задал такой скучный вопрос.
Роуз напряженно пожала плечами.
— Андреас заверил меня, что тебе здесь будет хорошо. Что королева тебя пристроит. — Уилл опустил глаза, не в силах смотреть на застывшее лицо дочери.
— Вот и прекрасно! — резко ответила Роуз.
Ветер поднял ее волосы, и она снова откинула их назад. В этот момент Уилл увидел на ее руке шрам от ожога. Она поймала его взгляд и быстро опустила руку.
— Тебе действительно хорошо здесь? — спросил он, сознавая, как беспомощно звучат его слова.
Она зло усмехнулась:
— Да, хорошо. Так что больше можешь об этом не думать. — Ее темно-голубые глаза зажглись гневом. — И не мучиться виной.
Превозмогая страдание, он положил ей на плечи руки. Как она выросла! Сколько ей сейчас? Семнадцать? Нет, в прошлом месяце исполнилось восемнадцать.
— Я знаю, тебе пришлось нелегко, но…
— Как только мы высадились на Кипре, ты меня оставил. И с тех пор мы почти не виделись.
— А что я мог сделать? — тихо произнес Уилл. — На корабле все считали, будто ты сирота, которую я спас, но на Кипре у меня не осталось выхода. — Он вгляделся в медленно несущую свои воды зеленую Сену. — Пришлось передать тебя на попечение рабби. — Уилл перевел взгляд на нее. — Мне грозило изгнание из ордена, если бы обнаружилось, что ты моя дочь. Это тебе известно.
Она снова усмехнулась.
Лицо
— Я сделал все, что мог. У рабби тебе было хорошо.
— Да! А потом ты заставил меня приехать в Париж!
— Опять же вместе с рабби. Он собрался ехать, и тут ничего нельзя было поделать. К тому же великий магистр де Моле сразу, как его избрали, начал готовиться к поездке по странам Запада. Как я мог оставить тебя в Лимасоле одну. Париж — это совсем не плохо. Я знал, что Андреас, поставщик королевского двора, найдет для тебя достойную работу. — Уилл покачал головой. — Многим детям, потерявшим в Акре родителей, пришлось просить милостыню на улицах. Или хуже.
— Я их понимаю. Ведь я тоже потеряла родителей.
Уилл отшатнулся как от пощечины. Роуз стояла потупившись, с порозовевшими щеками. Он хотел промолчать, но не смог.
— И что это значит?
— Ничего, — пробормотала она.
— Я хочу знать, что ты имела в виду, сказав это. — На самом деле Уилл не хотел ничего знать.
Она повернулась.
— Это означает, что мои родители погибли в Акре. Оба!
Уилл вдруг увидел в дивных глазах Роуз его. Он смотрел и насмешливо улыбался, а потом подмигнул. И ему захотелось ее ударить. Что-то внутри раскололось, выпустив на свет поток ярости, боли и бессилия. Перед ним стояла девушка, поразительно похожая на свою мать, являя собой живое напоминание о чудовищном предательстве. Темно-голубые глаза Роуз унаследовала не от него и не от своей матери. Она получила их от кого-то другого, чье имя он не мог даже произнести.
Роуз пошла прочь. Уилл ждал, но она не оглянулась. Открыла калитку для слуг и исчезла. А он еще долго стоял, вскинув голову к небу.
Затем пересек Большой мост и направился обратно к Темплу, чувствуя во всем теле знакомое оцепенение. Там его вскоре нашли Гуго и Робер.
— Пойдем, — сказал инспектор. — Есть разговор.
Они прошли к зданию старейшин и поднялись в его покои.
— У нас мало времени. Скоро начнется служба девятого часа, на которой будет держать речь Жак. — Гуго плотно закрыл дверь. — Сегодня утром я получил весть из Лондона от нашего брата Томаса. Я попросил его выяснить, в чем цель приглашения Эдуарда. Так вот… — Гуго внимательно посмотрел на Робера и Уилла. — Кажется, папа вознамерился соединить Темпл и Госпиталь, а затем вместе послать нас в Крестовый поход отвоевывать Святую землю.
Уилл покачал головой:
— Но этого не будет.
— Откуда тебе знать? — вскинулся Робер.
Уилл пожал плечами, затем снова посмотрел на Гуго.
— Жак об этом знает?
— Я сказал ему сегодня утром. Эдуард, видимо, устраивает встречу по настоянию папы. Бонифаций хочет, чтобы он склонил нас к согласию.
— И что сказал Жак?
— Великий магистр бредит Крестовым походом и готов ради этого на многое — например, разорить орден. Но он хочет командовать один и на объединение с рыцарями святого Иоанна ни за что не пойдет. И правильно. Раздор между нами слишком велик.