Реквием
Шрифт:
Уперев длинную пластинку, коротким скошенным ножом несколькими легкими движениями заострил пластинку с одной стороны. Поставил пластинку на ребро и скошенным ножиком замелькал так, что в глазах зарябило. Даже моя мама лапшу резала медленнее. Готовые гвоздики он ссыпал в круглую коробочку.
Когда я уходил, он попросил:
– Скажи отцу, чтоб передал немного воска, у меня кончается.
Передать отцу я забыл. Потом, отправляясь к Чижику, я вспомнил о воске только за огородом Савчука и вернулся. Отломав, подходящий, на мой взгляд, кусок воска, я пошел. Воск я ему отдал сразу. Он отложил его на приспу. Когда я отдал ему деньги за
– Остальное - воск.
– Берите, у нас знаете, сколько воска?
– запротестовал я.
– Я принесу еще.
– А отец знает, что ты взял воск? Он должен знать. Ведь он его топит.
– Не-е. Воск топит мама.
– Все равно родители должны знать, - сказал Чижик.
Видимо, он говорил потом с отцом, потому, что когда я шел к Чижику, отец всегда давал мне кусочек воска.
Я стал ходить к нему с делом и без дела. Когда у него не было работы, он читал газеты. Больше Чижика выписывала только сельская библиотека. На приспе у него всегда была высокая стопка сложенных газет. Газеты он читал, подчеркивая что-то толстым красным карандашом.
К тому времени я уже читал, выписываемые отцом газеты. Начинал я с заметок: "Из зала суда", "Их нравы", "Происшествия". Чижик же читал газеты от первой до последней страницы. Бывало, читая, он отрывал глаза от газеты и, подняв голову, подолгу смотрел куда-то вдаль. Чижик никогда ни с кем не обсуждал прочитанное.
Придя к нему однажды, я увидел на подоконнике открытого окна почти миниатюрный радиоприемник на батареях "Искра". С тех пор Чижик работал под звуки радио, слушая, в основном, "Последние известия".
Однажды он дал мне три, дореформенных шестьдесят первого, рубля и попросил купить ему в крохотном сельском магазине сигареты "Ляна", а на остальное - конфет.
– Знаешь дядю Ваню Чебана? Продавца. Беги, он тебе продаст.
В то время детям и подросткам сигареты не продавали. На всякий случай продавец потом сообщал родителям. Подростки, начавшие курить, просили купить для них папирос парней постарше.
Я побежал в магазин. Стоявший за прилавком крохотного полутемного магазинчика, совершенно рыжий дядя Ваня, спросил меня:
– Для Чижика?
– Да. А на остальное конфет.
Поставив две маленькие гирьки, на другую алюминиевую тарелку, продавец насыпал подушечек, обсыпанных сахаром. Завернул в кусок плотной серой бумаги.
Сигареты я нес в кармане. Пакетик с конфетами я держал в руке. По дороге мне захотелось съесть хоть одну конфету. Казалось, никогда еще желание так не испытывало меня. Я держался, да и дорога была коротка.
Я отдал Чижику конфеты и сигареты. Отложив на приспу "Ляну", он мельком глянул на пакет и спросил меня:
– Ты что, ни одной конфеты не съел?
Чижик протянул мне весь пакет:
– Бери, это все твое.
Я уже много лет работал, когда Чижика не стало. Хорошую, дорогую обувь иногда носил для ремонта в мастерскую быткомбината. А так - выбрасывали или сжигали. Обувь в конце восьмидесятых была дешевой, в большом количестве она пылилась на полках магазинов уцененных товаров.
Однажды ко мне приехал мой отец. Я в это время был в гараже и смотрел на кучу старой обуви в большой картонной коробке. Выбросить жалко, придется жечь зимой в котле. Отец, глядя на обувь, неожиданно сказал:
– Чижика нет. Он бы все отремонтировал и даже нашел бы, кому потом подарить.
Так оно и было. Когда ему отдавали ненужную старую обувь, часть ее шла на материал для ремонта, а часть он ремонтировал и дарил тем, кто действительно в ней нуждался.
– Так все-таки, кто он был? Как его фамилия?
– спросил я отца.
– Никто не знает. Ни в Боросянах, ни в Елизаветовке. Неизвестно также, откуда он родом. Скорее всего, он был политическим, долго сидел.
Несколько лет назад, осенним ненастьем, ко мне на прием пришел высокий худощавый старик в изношенном, потертом пальто с широким каракулевым воротником, потраченным молью. Не по сезону светлая тройка его костюма была испещрена пятнами различной степени свежести. Худое лицо его было испитым, но взгляд его темно-серых глаз был пронзительно ясным и трезвым.
Это был довольно известный в прошлом партийный и хозяйственный работник. За излишнее поклонение Бахусу его спустили, как тогда выражались, парашютистом на одно из предприятий далеко не первой важности освобожденным секретарем парторганизации. При достижении пенсионного возраста его с почетом вытеснили на заслуженный отдых.
– Видимо давно завязал, - подумалось мне.
Осмотрев, я пригласил его в соседний кабинет для проведения процедуры. Когда он вставал со стула, я обратил внимание, что из отверстий обшитых, когда-то дорогих ботинок под давлением веса выдавились бисеринки жидкой грязи с водой. Он перехватил мой взгляд:
– Сейчас такой обуви не найдешь. А подшили в мастерской, но видно, не тот мастер.
– Я знал настоящего мастера, он жил в Боросянах. Загадочный человек. Звали его Чижик, - сказал я.
– Почему же загадочный? Я знаю о нем многое.
– Расскажите, это человек из моего детства.
Привожу его рассказ дословно.
Когда я вернулся сюда, в Дондюшаны, поселился в боковушке моего собственного дома, в который когда-то пустил племянницу с семьей. Много лет я один, жена умерла от онкологии. Я видел, как переживала племянница, когда я вернулся. Трое детей, муж. Дом когда-то был одним из лучших в поселке. Много ли мне надо? Сын в Южно-Сахалинске, сюда не вернется. Я и предложил: живите, как жили. А мне небольшой комнаты, кухоньки и веранды хватит. И родственники рядом.
Встретил человека, с которым много лет пришлось работать бок о бок. Это был бывший милиционер Парфений Ефимович Ткач. На пенсию ушел и по возрасту и по выслуге. Обидели его с размером пенсии. Что-то у них не сходилось со званиями, должностями и выслугой лет. Встречались мы часто, в основном у меня. Пили - не дай бог. Он много вспоминал о войне, говорил:
– Очень трудно было, но было легче. Что-то светилось впереди. А сейчас...
А однажды он рассказал мне вот такую историю:
Молодого следователя ОГПУ, а с 1934 года НКВД Чижикова Василия Карповича направили на работу в Донбасс, где еще привольно чувствовали себя троцкисты. Саботаж, аварии, обвалы, затопления шахт. Они всюду протаскивали своих людей. Маскировались мастерски. В процессе расследования убийства одного инженера Чижиков вышел на начальника огромного строительного треста, которого стал подозревать в организации различных преступлений. Будучи на строительстве крупного промышленного предприятия чудом уцелел. В тридцати сантиметрах от него упал бетонный блок, поранив только ноги. Стал осторожнее.