Религер. Последний довод
Шрифт:
– Не ссы, – по-своему понял его задержку Егор. – Часики тикают, Калина убегает.
Парень обиженно сжал губы, упер стилет острием в грудь Волкова, ощущая, как тяжелое оружие под собственным весом прокалывает одежду и кожу.
– Готов? – не зная почему, спросил он у одноглазого.
Но тот не стал отшучиваться и ругать его. Он лишь посмотрел на Илияса уставшим, выпитым до дня взглядом, тихо спросил:
– Скажи мне, нахрена я вообще всем этим занимаюсь?
Бланцы не нашелся что ответить, лишь пожал плечами.
– Бей, –
Придерживая стилет одной рукой, Илияс поднял над головой вторую и, резко выдохнув, со всей силы опустил ее на рукоять. Нож неожиданно легко прошел между ребрами и уперся крестовиной в грудную клетку.
Тело Волкова выгнулось дугой, изо рта плеснула кровь, подгоняемая судорожным стоном.
Бланцы поспешно вытащил нож и отполз назад, во все глаза наблюдая за метаморфозами – он никогда раньше не видел Дар «фениксов» в действии.
Егор очнулся практически мгновенно, хватая ртом воздух. Провел ладонью по лицу, словно старую шелуху снимая обрывки кожи и кровавые сгустки. Сгорбился, поднимаясь, будто грязно чудовище. С него струями стекала холодная вода, шлепались комья грязи. Религер встал на колени, потом на ноги. Поднял съехавшую на шею повязку и натянул на глаз. Повернулся ко все еще сидящему бланцы.
Выглядел он так, словно с ним ничего не случилось. Лишь чуть бледнее обычного, да более утомленный.
– Впечатлился? – невесело спросил Егор и поморщился. Засунул грязный палец в рот и провел по зубам. Сплюнул, выругался:
– Черт, обломки зубов то улетели. Теперь придется протезы ставить. И крови я много потерял, ноги словно ватные. Ну, – он повернулся к Илиясу, – Пошли, чего расселся?
На улочках недостроенного квартала разыгрывалась трагедия в стиле «ночи длинных ножей». Пустынные дома, переходы и задворки превращались для одних в убежища, для других в засады. Не жалея сил и средств, не обращая внимания на пол и возраст – казалось, из служителей веры выплескивались вся ненависть и страхи, накопленные за века. То, что в другом случае обернулось бы лишь мелкой потасовкой с долгим разбором и поисков виноватых, здесь превратилось в полномасштабную войну – когда дело касалось религии полутона и полумеры не рассматриваются.
Впрочем, пока еще не все силы подтянулись, не все решились начать открытое наступление. Маленькие армии крупнейших конфессий, лишенные своих генералов, медлили, но передовые отряды уже докладывали – кровь пущена и течет рекой по мостовым. Кто-то против нас, но не важно, кто именно. Важно, что либо мы – либо они.
В эпицентре этой закручивающейся спиралью гигантской часовой мины двое религеров спешили по следу той, которая запустила этот снежный ком с горы. Где-то скрываясь в тенях, где-то успев проскользнуть, а где-то сцепившись в короткой кровавой потасовке. Тут и там слышались вопли и грозные кличи, от бьющих в полную силу Даров рушились бетонные коробки и вспыхивали строительные леса.
Казалось, что в этом хаосе невозможно найти кого-то конкретного, не умерев или не заблудившись. Но Волкова вело какое-то чутье охотника, он буквально угадывал, где сворачивать и куда идти. Видимо, в какие-то моменты нечто свыше подталкивает друг к другу две причины, чтобы получить нужное следствие в итоге.
Хлопки пистолетных выстрелов раздались совсем близко. Егор бросился вперед, разбрызгивая в стороны мелкие лужи. Илияс поспешил за ним и, завернув за угол, чуть не врезался в широкую спину мистирианина.
В узком переулке с глухими стенами домов, поднимающимися вверх, застыла немая сцена. Рядом с мусорным контейнером, заваленным строительным мусором, прислонившись к мокрому бетону, стоял Роман Ильин, зажимая рану на боку. Перед ним, раскинув руки, лежал один из охранников Калины. Кровь из разрезанного от уха до уха горла вытекала вяло, скапливалась в луже у стены.
В двух шагах от Романа, все еще сжимая в руке однозарядный «дамский» пистолет, из ствола которого шел дымок, прекрасной статуей застыла Калина. Девушка выглядела напряженной, если не сказать, напуганной.
Возле ее ног, вжавшись спиной в угол между домом и контейнером, обхватив себя руками, сидел тот самый незнакомый Виктору паренек в красном капюшоне.
Ему в голову упирался ствол большого автоматического пистолета, матово поблескивающего в руке Андрея.
Виктора и Илияса, появившихся в конце переулка, они пока что не заметили.
– Я просто хочу, чтобы он умер! – не в первый, видимо, раз, воскликнула Калина. – Это так сложно?
Ильин сполз по стене вниз, оставляя за собой кровавую полосу, ответил:
– Ты же не думаешь, что он отдал тебе всю свою силу?
– Если я убью его, то его Дар перейдет ко мне. Не будет этих дурачких ограничений!
– С чего ты взяла, что будет так? – Роман поднял насмешливые глаза на девушку. – С чего ты взяла, что у него Дар?
– Но он же Искра? – резонно заметила девушка, ткнув стволом пистолета в зажавшегося парня.
– Он не Искра, – покачал головой Ильин и рассмеялся. – Ты так ничего и не поняла. Он не Искра. Он пламя.
Калина поморщилась. Смех бывшего информатора, будто специально, многократно отразился от стен. Повернула голову к парню в капюшоне. Высокомерно произнесла:
– Какое он пламя, о чем ты? Он же дурак, неполноценный. У него как-то вышло уйти от пуль снайперов, но сейчас…, – она задумчиво погладила перекинутую на грудь косу, спокойным голосом сказала. – Не для того я все это выдумывала и устраивала, чтобы какой-то дегенерат в последний момент все испортил. Андрей, убей их. Начни с этого весельчака.
И прежде, чем Волков успел среагировать, мужчина направил на Ильина пистолет и выстрелил дважды.
А потом развернулся и, не поднимая пистолета, от пояса, выстрелил прямо в бегущего на него Егора.