Религии современности. История и вера

Просвещение и секуляризация — таковы два ключевых слова, которые характеризуют отношение современного мира к религии. С просвещением связывают при этом примат разума и его критические подходы к догмам и основам веры; секуляризация способствует вытеснению религии из общественной жизни и ограничению религиозных проявлений сферой частной жизни индивидуума. Тем самым в то же время становится очевидно, что оба эти ключевые слова обозначают и раскрывают скорее текущий процесс, нежели состояние окончательно достигнутой цели. Основная суть этого процесса выражается в убеждении в неуклонном, необратимом, — несмотря на отдельные зигзаги и возвращения назад, — развитии тенденции, в силу которой религия, если только она вообще сохранится, вынуждена будет примириться с данным положением.

Если эта тенденция отвечает действительному положению вещей, как это в течение многих десятилетий считалось в развитых индустриальных европейских странах, то, следовательно, решающее значение приобретают исключительно рациональные, основанные на доводах разума решения в планировании промышленности и хозяйства, медицины и военной стратегии, а также всей внутренней и внешней политики. Для того, чтобы рациональные планы могли претвориться в жизнь, из расчетов должны быть исключены все иррациональные компоненты, которые обычно связывают с религиозным сознанием. А там, где эти компоненты всё же дают о себе знать, как в некоторых аграрных областях Европы или в отдельных странах так называемого «третьего мира», их следует, согласно данной теории, воспринимать как реликтовые явления, как пережитки прошлого, которые хотя и сохранились до сегодняшнего

дня, но никакой длительной перспективы перед собой не имеют, так что им можно смело уже теперь не придавать особого значения. И хотя их дальнейшее существование в частной жизни может оставаться незатронутым, это уже не играет роли в формировании общественно-политической ситуации.

С середины 1970-х годов постепенно проясняется, что абсолютизация просветительской и секуляризаторской тенденции несостоятельна, ибо не отвечает действительному положению дел [1] , что после распада «восточного блока» стало совершенно очевидным [2] . Религия снова заявила о себе на политической сцене и начала пробуждать к себе общественный интерес по крайней мере в двух основных аспектах: как политически активное вторжение в светский мир и как восстановление волшебной магии «расколдованного» в процессе секуляризации мира, возвращение ему утраченного волшебства.

Самым известным проявлением возвращения религии в общественную жизнь становится так называемый религиозный фундаментализм. Даже если такое понятие и определение нельзя назвать удачным и точным выбором, поскольку этот общий термин охватывает в высшей степени разнообразные, гетерогенные представления, не делая между ними различий, позволяя предположить, будто все, на кого распространяется эта характеристика, принадлежат к одной группе с одинаковым сознанием, что совершенно неверно [3] , сам по себе успех этого термина, вошедшего в широкий оборот, свидетельствует о его соответствии новой ситуации. Многие из тех, кто до сих пор верил в необратимость процессов просвещения и секуляризации и в нерушимую силу этих тенденций, начинают сомневаться в своей правоте, поскольку факты со всей очевидностью противоречат этому. Прежние модели и методы общественного анализа не в состоянии объяснить активной экспансии групп, чьи действия имеют религиозную мотивацию на политической сцене, казалось бы, уже целиком отданную во власть разума. Это равным образом касается и той роли, которую сыграла религия при распаде «восточного блока», и так называемого религиозного фундаментализма. Неспособность понять новые проявления общественной активности во имя религии и веры сопровождается и бессилием адекватно на них реагировать, чтобы выработать систему действенной защиты общества от столь неожиданного наступления. Это особенно важно, когда речь идет о предотвращении отельных террористических актов, возможной угрозы атомного оружия, которое, несмотря на все договора о его ограничении, всё еще может попасть и попадает в руки религиозных экстремистов, которые, обладая руководящими государственными функциями, как какие-нибудь иранские аятоллы, в случае конфликта могут придать применению атомного оружия религиозную легитимизацию.

Религиозный взрывной потенциал вовсе не ограничивается сферой распространения ислама, в которой в одном только 1995 году в Египте и Алжире были убиты сотни просвещенных на западный лад граждан, включая и либерально мыслящих мусульман. Религиозными сионистскими убеждениями было мотивировано убийство 4 ноября 1995 года Премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. С начала 1990-х годов Индия превратилась в арену насильственных актов и выступлений фанатичных индусов-индуистов, чьи действия также получали религиозную мотивацию. В Японии в 1995 году была арестована группа ведущих членов секты так называемой «новой религии» в связи с серией атак отравляющим газом. Все эти примеры свидетельствуют о том, что общественность не может далее не замечать и оставаться равнодушной к возвращению религии и религиозного начала в наш секуляризованный мир. К тому же фактам, привлекающим всеобщее внимание, выделенным в броских крупных заголовках и шапках газетных сообщений, есть немало параллелей в областях, менее значимых для внимания широкой публики. Непосредственно касающиеся промышленности и экономики семинары по развитию междисциплинарного менеджмента показывают, что с религиозными взглядами и ориентирами участников тесно связано принятие конкретных решений по вопросам инвестиций, а также организации трудового процесса [4] . Междисциплинарная «культурная медицина» [5] уже давно не чужда медицинской практике. В политике национальной безопасности [6] , по крайней мере, когда дело касается ислама, религиозный фактор также приобретает всё большее значение. И во внутренней политике становится всё более очевидным, что различные религиозные группировки должны быть вовлечены в интеграционные усилия социальной политики, если ставится цель достижения внутреннего мира и согласия [7] . Известные, оказавшиеся в центре общественного внимания события свидетельствуют о необходимости в политических расчетах, — если политика хочет считаться с действительными реалиями, — учитывать религию, как грань нынешней действительности.

Политическая активность группировок, придающих своим действиям религиозную мотивацию, — не единственная форма, в которой выявляется возвращение религии в секуляризованный мир. Существуют совершенно другие формы проявления религиозности, например, йога и медитация, которые показывают, что не хлебом единым жив человек. В последние годы немало людей поддались такой практике и связанным с ней религиозным переживаниям. Нередко они бывали и бывают даже готовы ради этого отказаться от своей профессии, на какое-то время или окончательно уйти из общества, чтобы искать спасение на ином пути, нежели жизнь в обществе потребления и погони за успехом. «Новый век» («New Age») и «век Вассермана» — наиболее яркие примеры, которые показывают, что за многочисленными движениями и группировками прослеживается общая тенденция, направленная к цели, противоположной той, что, согласно учению социолога Макса Вебера (1864–1920), достигнута в процессе модернизации, а именно десакрализации, разрушению волшебства, колдовского очарования мира. [8]

Достаточно заглянуть в любой более-менее крупный книжный магазин, чтобы убедиться, как велик современный книжный рынок в области эзотерической литературы. А что касается адресатов этой литературы, то речь здесь идет не о редких одиночках, а о широком покупательском слое читателей из средних и высших общественных кругов, которым разнообразный выбор этой литературы нужен как конкретная помощь в определении их образа жизни, в организации их быта. Традиционный круг чтения, предлагаемого христианскими церквами, видимо, не может вполне удовлетворить эти потребности, и люди обращаются к другим «священным учениям».

Число движений и групп, исповедующих эти «священные учения», доходит до тысяч. Они никак не меньше, чем нынешние многочисленные политически активные партии и группировки, так что в общей сложности они представляют такое разнообразие, такую широкую гамму проявления обеих форм, в которых ныне заявляет о себе религия, что никто не в силах охватить взором все эти религиозные движения и группировки. К этому добавляются в численном измерении довольно значительные религиозные традиции человечества — те традиционные религии, которым противостоят оба упомянутых здесь вида религиозных групп и периферийных феноменов. Чтобы всё это описать, требуется множество информации. Для удовлетворения этого информационного спроса издаются различные справочники [9] . Однако в большом объеме информации менее ясно выступают общие контуры и перспективы развития. Поэтому тот, кто хочет понять и представить себе историю, основные формы проявления и прогнозы будущего развития религий нашего времени, должен ограничиться выборочной информацией, которая условно крупными штрихами сможет очертить масштабные тенденции и ориентиры. Таким образом можно дать первое общее представление о религиях современности, на базе которого легко может накапливаться дальнейшая информация, интегрируемая в общую картину. Поставленную цель выполняют собранные в настоящем томе аналитические очерки; они создают пространство для ориентации в дебрях религиозных традиций и движений, хотя в отдельных деталях позднее возможны некоторые корректировки и изменения.

Тот, кто хотел бы сориентироваться в дебрях религиозных традиций и движений, оказывается перед втройне сложной задачей. Первая трудность в проведении границы между религиозными и нерелигиозными (например, чисто политическими, социальными, исключительно идеологическими) движениями и традициями. Рядом с этим встает другая трудность — проложить в этой густой чаще такую просеку, в свете которой возможно сказать, какие именно из религиозных движений и традиций должны быть выделены и рассмотрены, и тем самым дать понять, какие из них, напротив, могут остаться в тени и не заслуживают внимания. Наконец, третья трудность связана с выработкой того метода, который позволит в общих чертах, крупными мазками дать срез и характеристику основных религиозных движений и традиций.

1. Первая из выше названных трудностей касается проблемы дефиниции самого понятия «религия». Нужно найти такое определение, которое ясно укажет на данный предмет и отграничит его от всего, что собственно религией не является. Научная мысль постоянно ищет такое определение, но никак не может его найти, и если принять во внимание в высшей степени разнообразный, гетерогенный материал, подлежащий такой дефиниции, станет ясно, что и в будущем нахождение такой формулы мало вероятно [10] . Следовательно, не остается ничего другого как только ограничиться донаучными, находящимися в обыденном словоупотреблении понятиями и включить в наше рассмотрение то, что по традиции обычно принято считать религией. О том, что такой эмпирический путь является не безупречным и не беспроблемным, свидетельствует такой пример, как конфуцианство, о котором полноправно можно говорить как о разновидности государственной философии. Однако конфуцианство можно рассматривать с достаточной мерой обоснованности и как традиционную китайскую религию, поскольку согласно старой и прочной традиции под «китайскими религиями» всегда имеется в виду трио, которое образуют буддизм, конфуцианство и таоизм. Когда дело касается современности, то отсутствие дефиниции — определения религии — создает особо сложные проблемы, ибо надо установить, является ли то или иное течение, например, «Scientology Church» («наукологическая церковь»), религией или нет. Этот вопрос вторгается даже в сферу права и законности, когда речь идет, например, о налогообложении доходов этой группы. И необходимо со всей определенностью сказать здесь, что религиоведение, как наука, не может более помочь. Прежний опыт и практика этой науки, позволявшие ей без четкой дефиниции что такое религия, всё же выделить из общей истории культуры и духовности религиозные движения, составляющие предмет её исследования, лишают её возможности по отношению к современным течениям достаточно обоснованно утверждать, относятся ли они к сфере религиоведения или нет, тем более некоторые из них, например, «сайентологи» сами называют себя представителями религии или церкви и тем самым претендуют на то, чтобы составлять предмет религиоведения.