Религиозно-философские основы истории
Шрифт:
Таким образом, ни учение, ни таинства христианские не дают места никакой эзотерической доктрине. В христианстве нс только не приходится скрывать какой-либо тайны, а, напротив, необходимо сразу указать верующему, что, принимая крещение, он погружается в область Божественной тайны, которая для него как человека навсегда непостижима умом и открывается лишь неописуемым для разума образом - “жизнью во Христе”.
Эту тайну узнают не доктриною, а лишь осязая ее, как ощущение божественной жизни, которая откроется для него нс сквозь “тусклое стекло” лишь в “паки бытии”, когда люди увидят себя в окончательном соединении со Христом и через Него с Богом.
Самое существование христианства как учения жизни не допускает эзотерической доктрины, и действительно, мы не находим ни малей-ших следов ее ни в Евангелии, ни в учении ближайших учеников Спа-сителя. Естественно поэтому, что гностики, навязывавшие христиан-ству “тайные учения”, способные привести лишь к подрыву действи-тельного дела Спасителя, были, безусловно, отрицаемы
Симой Волхв, родоначальник гностических учений, был прямо проклят апостолом Петром в Самарии (Деян. 8). Другой гностик, бывший христианский диакон Николай, дважды осуждается в Апокалипсисе устами самого Иисуса Христа. “В тебе хорошо, - говорит Спаситель Ангелу Ефесской церкви, - что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу”, и потом упрекает Смирнскую церковь за то, что у ней “есть держащиеся учения Николаитов, которые Я ненавижу” (Откр. 2; 6, 15), К гностикам же относятся разные места посланий ап. Иоанна, как предостережение против тех “лжецов”, которые говорят, что мы не имеем греха (1 Ин. 11, 22), и указание на появившихся антихристов: “Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это - антихрист, отвергающий Отца и Сына”. “Это я написал вам об обольщающих вас”, - поясняет апостол. Но кто же так обольщал христиан? Только гностики, которые действительно разделяли Христа и Иисуса, относя Христа к Плироме, а Иисуса называя простым человеком, с которым Христос соединился только временно.
Должно заметить, что в первое время лжеучения, которые мы объединяем под названием “гностицизма”, еще не распределились в такие оформленные группы, к которым бы можно было прилагать собствен-ные имена. Это было направление, которое гнездилось в недрах христианства и иудейства, под влиянием языческого мистицизма. Преду-преждения апостолов называют по преимуществу не имена сект или лжеучителей, а только признаки учения или поведения этих лжеучителей. Однако у апостола Павла имеется и прямое упоминание “гнозиса” - “лжеимснного знания” (по-гречески “гнозиса”) (1 Тим. 6; 20, 21). Апостол в этом случае предупреждал ученика своего не против “науки”, которую, напротив, рекомендовал: “занимайся чтением, наставлением, учением”, “вникай в себя и в учение” (1 Тим. 4; 13, 16). Не против знания предупреждал апостол, а против “гнозиса”, лжеименного знания, то есть отрицая в нем действительное знание. Ряд других предостережений апостола Павла может относиться тоже только к гностикам. Так, совет “не заниматься баснями и родословиями бесконечными” относится, очевидно, к тем родословиям эонов, о которых впоследствии говорил св. Ириней. Колосянам апостол Павел пишет: “Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу” (Кол. 2; 4, 8). Это может относиться исключительно к гностико-каббалистическим “преданиям” (каббала и значит “предание”) и подведениям счетов стихиям мира. Трудно отнести к кому-либо, кроме гностиков, и тех “лжеучителей”, против которых предупреждает апостол Петр: “Произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и раз-врат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении, обещают им свободу, будучи сами рабы тления” (2 Петр. 2, 18; 1, 19). Никого не было тогда с такими признаками, кроме гностиков.
Святой Поликарп, ученик апостола Иоанна, передает, что апостол Иоанн вошел однажды в баню, но, увидавши там гностика Коринфа, ушел тотчас со словами: “Убежим, чтоб не обрушилась на нас баня, потому что в ней враг истины Коринф”. Сам Поликарп, прибывши в Рим, многих отвратил от гностика Маркиона. Однажды при встрече Маркион спросил его, знает ли он его? “Знаю, - отвечал Поликарп, - ты первенец сатаны”Св. Иустин Философ, живший при мужах апостольских, говорит, что гностиков (Симона, Мснандра, Маркиона) выставили злые демоны, а в “Разговоре с Трифоном” объясняет, что гностики каждый по-своему учат хулить Отца и Христа. "Ни с кем из них мы не сообщаемся, зная, что они безбожны, нечестивы, неправедны и беззаконны. Неко-торые из них называются маркианами, иные валентинианами, иные сатурнилианами, получая название от основателей своего учения".
Все это достаточно ясно показывает резко отрицательное отношение христиан к гностикам, выставлявшим себя носителями “христианского эзотеризма”.
Отдел IV. Синкретические учения
22.Значение синкретизма
В религиозно-философском существовании человечества переживаются два основных состояния: веры и сомнения, которые выражают состояние жизнедеятельности нашего духа. Мы говорим о двух состояниях, а не трех, хотя жизнедеятельность духа представляет три состояния: веру, сомнение, отчаяние. Но отчаяние есть уже смерть, в нем нет жизнедеятельности, нет религиозно-философского существования. В истории человечества мы не знаем случаев перехода религиозно-философской жизни в отчаяние, то есть в смерть. Может быть, нечто подобное есть в аду, но на земле, среди живого человечества, проявляются только вера и сомнение с различными переходными между ними
Состояние веры — это есть состояние жизни, вдохновения, прозрение в самую, как чувствует человек, суть истины. Она кажется несомненною, Человек озабочен лишь тем, чтобы правильно ее выразить. Всякое иное мнение представляется несомненно ошибочным и отвергается. Все, кажется, заключается в основной формуле истины, и если не все еще кажется понятным, то лишь потому, что из нее не сделаны все выводы. Схваченная истина все может объяснить, все может дать, стоит лишь всмотреться в полноту ее содержания и не допускать се искажения или затуманивания противными ей взглядами. В таком состоянии веры религиозно-философское сознание заботится лишь о том, чтобы отстранить все противоположное основной идее, а ее развить до конечных выводов.
Состояние веры является источником всякого творчества, всякого созидания, оно дает живое содержание существования. Все смелые концепции мысли и жизни рождаются из состояния веры. Жизнь человечества могуча только ею. Это состояние кладет начало эволюции, которая будет более продолжительна или менее, в зависимости от богатства содержания основной исходной идеи, но всегда вносит нечто в духовную сокровищницу человечества.
Но бывает иное состояние, когда ясная, резкая, отчетливая основная идея блекнет в сознании человека, уверенность в ее несомненной реальности исчезает, заменяясь раздумьем и сомнением. Вопрос “Что есть истина?” не вызывает ответа, что ее совсем нет, но где она и в чем — на это также не является ответа. В отношении наличных религиозных концепций, философии, в строе жизни является разочарование. Все эти концепции и формы жизни, когда-то рожденные верой, еще утверждают каждая свою истину, но у бывших сторонников их родилось тревожное или тоскливое сомнение. Никто не убежден в полной их истине. Однако истина должна быть где-то. И вот является мысль, что она рассеяна повсюду, нигде не достигая полной ясности. Если же так, то ее можно выбрать из разных кoнцепций и воссоздать, соединяя ее различные проявления и дополняя тем, что окажется необходимо для их объединения.
Вместо смелой работы веры, последовательной, логичной, самоуверенной, туг является работа компилятивная, эклектическая — синкретическая.
Органическое объединение различных точек зрения возможно тогда, когда мы охватываем их какой-либо общей идеей, более глубокой, более широкой, которая всех их объединяет. Такое объединение есть дело высокого творчества, но оно возможно лишь тогда, когда объединяющая идея создана вдохновением веры, высоким проницанием, ставшим выше того, вo что люди могли проникнуть раньше. Не такова работа синкретическая. Она исходит не из чего-либо нового, более высокого, а лишь механически соединяет отдельные части уже существующих представлений, из которых каждое в своем целом уже не возбуждает веры. В такой работе нет никаких новых источников вдохновения. Она может быть умна, внимательна, тонка критически, но она — не есть работа творческая. Она не может иметь будущности, так как сшиваемые вырезки старых верований и убеждений все-таки по существу противоречивы, не связаны общностью какой-либо идеи, а потому не могут давать ростков новой эволюции. В лучшем случае их нагромождение может дать почву, на которой способно произрасти новое зерно, если только оно явится из какого-либо нового вдохновения веры.
Эпоха синкретизма поэтому совпадает вообще с временем духовного утомления, когда у разных пародов с их верованиями и взглядами является разочарование в дотоле бывшем своем творчестве. Особенно предрасполагает к синкретизму такое сочетание условий, когда с этим внутренним утомлением народов является внешнее их объединение под одной политической властью или под влиянием других обстоятельств, усиливающих международные сношения и — таким образом — взаимное ознакомление. Такое объединение служит для миросозерцания, полного горячей веры в себя, подстрекающим стимулом к пропаганде, к стремлениям все чужое привести к своему верованию. Для миросозерцании уже вялых, сомневающихся в себе оживленные сношения с чужим, наоборот, служат стимулом искать, нет ли чего-либо, чем можно воспользоваться для наполнения своей духовной пустоты.
Такое соединение условий внутренних и внешних представил мир, из которого возникла наша культура, в эпоху, предшествовавшую появлению христианства. Эта эпоха ознаменовалась и проявлениями горячей пропаганды со стороны мировоззрений, находившихся в состоянии горячей веры. Так, еврейство именно в это время воодушевилось мыслью о подчинении себе мира и проявило себя широким прозелитизмом.
После этого еще более горячо и широко повело свою проповедь христианство, достигшее в деле завоевания мира успехов, неслыханных в истории. Все более вялые элементы различных религиозно-философских мировоззрений, напротив, погрузились в работу синкретическую. Она распространялась и на некоторые сферы еврейства и самого христианства, но основные элементы этих двух миросозерцании, проникнутые внутренней верой в себя, не участвовали в этом и боролись против синкретических попыток, стремясь только к внутреннему самоопределению и утверждению себя в собственном смысле и содержании. Втягивание их в синкретическое объединение с другими миросозерцаниями рассматривалось ими как дело враждебное и всеми силами отметалось.