Религиозно-философские основы истории
Шрифт:
Уже самое первое проявление божественного мира было произведено совершенно неудачно, в самой Плироме. которая от этого подвергалась большой опасности, устраненной только экстренными дополнительными мерами. Эоны Плиромы были с самого начала недовольны своим положением, ибо. выражая лишь отдельные проявления Глубины, не знали общего отца в целом, между тем как хотели это знать.
Они, однако, терпели, пока не явилось истории крайнего и последнего зона додекады, который есть София-Премудрость.
София — Премудрость Горняя, элемент женский, находилась в сизигии с эоном Желанным, но, не испытав сочетания с ним, возгорелась страстью познать Верховного Отца и устремилась к нему со смелостью. Это было, однако, дело невозможное. Горняя Премудрость ослабела в усилиях и могла бы даже совершенно исчезнуть и раствориться во всеобщей сущности. В своих неосуществимых стремлениях она породила, без мужского элемента, свою эманацию — Помышление, которое, однако, будучи женским элементом, эманировавшим из женского же. элемента, была сущность безобразная. Испугавшись несовершенства
Тогда Отец, для предупреждения всяких подобных случайностей, произвел новую сизигию — Христа (мужеский элемент) и Святой Дух (женский элемент), которые и привели Плирому в порядок, во-первых, раскрывши зонам причины невозможности познать Отца (Глубину) и необходимость иметь с ним отношение только через Ум, а вместе с Умом уравнять все зоны по их качествам. Мужские зоны сделались все умами, словами, человеками, христами. Женские — все стали истинами, жизнями, духами и церквами. В Плироме водворилась радость, и зоны в честь Глубины создали, украсив его всеми дарованиями, лучшее украшение Плиромы — Иисуса и ангелов, которые должны быть его спутниками.
Таким образом мир Плиромы наконец успокоился. Но тут началась другая история. Помышление Горней Премудрости, называемое также Премудростью Нижней, или Ахамоф, очутившись вне Плиромы, вне света, в пустоте, “сильно воскипело”, ибо как порождение женское, наподобие выкидыша, не имело никакого “образа”, ничего устойчивого. Тогда Христос, сжалившись над этой все-таки духовной сущностью, простерся через Предел (называемый в данном случае Крестом) и своей силой дал Ахамоф образ, только без “знания”. Затем Христос снова скрылся в Плироме. Ахамоф (она также называется София Ахамоф) осталась одна, имея в себе некоторое благоухание бессмертия, получив образ и разумение, но в полном отчаянии, ибо ее покинул свет, бывший со Христом. Она было бросилась вслед за ним, но Предел се не допустил дальше. Ее положение было ужасно. Она тосковала, что не достигла света, пугалась, чтобы вслед за светом ее не оставила и самая жизнь, была в полном недоумении и в неведении, что такое с ней делается. Наконец, ей пришла в голову мысль обратиться к тому, кто дал ей жизнь, то есть ко Христу. Он, однако, на этот раз не пришел к ней сам, а послал Иисуса (который есть также Параклит — Утешитель, а также Сотир — Спаситель) вместе с ангелами. Тем временем обуревавшие Софию Ахамоф страсти создали “сущности” всех стихий видимого мира: от слез ее произошла стихия влажная, от изумления — стихия твердая, от улыбки — свет, ибо иногда Ахамоф радостно улыбалась, вспоминая исчезнувший свет Христа. От ее ужаса родилась стихия злых духов. Но все это не самые стихии, а только их “сущности”, ибо Ахамоф, будучи женским элементом, не могла породить ничего реального. Наконец к ней явился Иисус с ангелами, дал ей “образ” относительно знания, то есть оформил ее в отношении знания, отсек у ней страсти, но уничтожить их не мог, а посему он их из бестелесных сущностей превратил в стихии, хотя еще не организованные. Ахамоф же, радуясь свету ангелов, сочеталась с ними и родила от них духовный элемент по их подобию.
Таким образом были порождены все элементы видимого мира: от страстей Ахамоф — телесные стихии, ее обращение к источнику жизни сплотилось в элемент душевный, от ужаса явился элемент злой духовной силы, от сочетания с ангелами — божественный духовный элемент. По удалении Иисуса Ахамоф могла приняться за организацию этого видимого мира, который, ввиду происхождения его элементов, получил, по выражению гностиков, начало от неведения, печали, страха и изумления.
Для организации этого мира София Ахамоф образовала из душевной сущности особое существо — Демиурга (по терминологии других — Иалдаваофа), который есть тот самый, кого евреи считали за Бога, Иегову. Он и есть создатель, то есть устроитель, этого мира. Он устроил семь небес, разделил элементы, устроил и животную тварь и даже человека. Но, будучи сам душевным, он не мог бы дать человеку духовного, божественного элемента, если бы Ахамоф, вмещавшаяся в творение неведомо для самого Демиурга, не вкладывала в некоторые души людей духовный элемент. Эти люди выходили самыми лучшими, и Демиург видел это, только не знал, отчего они лучше. Вообще, как существо душевное, он совершенно не понимал духовного элемента и даже в собственных созданиях не понимал их идеи. Он творил небо, не зная, что такое небо, составляя человека — не знал, что такое человек, и т. д. О Боге же и о Плироме он даже не подозревал, не знал и матери своей, Ахамоф, и считал себя единственным создателем и богом. Поэтому он и сказал: “Я бог, и кроме меня нет иного”. В действительности даже люди выше его, ибо обладают духовным элементом. Некоторые гностики считали это ограниченное существо добродушным, другие — очень вредным. По системе Валентина Демиург настолько добродушен, что когда пришел в мир Спаситель и сообщил ему о Боге, о Плироме и т. д., то он был весьма обрадован и явился на помощь Спасителю со всеми средствами, какими мог располагать. За это он оставлен правителем мира до конца веков. Живет он на седьмом небе, Ахамоф же в особом “среднем” месте, выше мира, но вне Плиромы.
Целью создания этого
Люди по природе разделяются на физиков, психиков и пневматиков Физики со временем уничтожатся, психики, по должной выработке, спасутся, то есть попадут в помещение Демиурга, а по мнению некоторых, могут потом попасть и в Плирому. Пневматики же, как духовные. непременно пойдут в Плирому. Впрочем, и они, находясь здесь, требуют известной дисциплины. Дисциплина психиков и пневматиков совершенно различна. Психики должны исполнять то, что в христианской Церкви называется нравственным, должны быть воздержны, целомудренны и т. д. Для пневматиков все это не имеет никакого значения. Их главная задача здесь — познать “таинство четы”, то есть таинство сизигий. Поэтому они даже не могут спастись, если никогда не обладали плотски женщиной. В чем это “таинство сизигий” — об этом знали только “посвященные”. Внешние же, мирские люди замечали только, что пневматики позволяли себе всякую безнравственность, соблазняли женщин и т. д. Это не могло им повредить, ибо они спасались не делами своими, а самой пневматической своей природой.
Окончательным исходом мировой эволюции будет ликвидация неудачного творения. Все физическое сгорит, душевные люди будут пребывать с Демиургом. По очень непонятному мнению Валентина, они могут потом переходить от Демиурга в Плирому. Что касается пневматиков, то они и теперь переходят в Плирому. София Ахамоф перейдет в Плирому как женская пара сизигии Спасителя. Пневматики в Плироме также сделаются “супругами” ангелов, то есть женскими элементами ангельских сизигий. Вся Плирома обратится в “брачный чертог”, и наступит “вечный пир”. Варьяции на эту тему имеются в Каббале.
Таково гностическое учение в его наиболее философском выражении Валентина. Его называют одним из величайших философских умов. С этим трудно согласиться. Во всей системе он не является творцом исходных пунктов и только компилирует и развивает не им созданные принципы, причем сосредоточился весь на разрешении проблемы пола, как будто в миробытии нет ничего другого, кроме половых отношений. В этой односторонности его своеобразие. Именно он доводит половое разделение до самых “неизреченных высот Глубины”. У него уже тут является сизигия Неизреченного (мужской элемент) и Молчания (женский). От них идет дальнейшее порождение сизигий. Валентин так внимателен в выяснении этого принципа, что показывает последствия порождения без соблюдения “тайны четы” (история Софии Ахамоф), показывает и бесполый принцип — Предел, который становится уже не творческим, а лишь задерживающим. Эту “тайну четы” он доводит до конца мирового процесса — “брачного чертога”. Но во всем остальном философия Валентина довольно бессодержательна. В ней нет ни проблемы добра и зла, ни свободы и необходимости, как будто все в бытии сводится в проблеме пола. Может быть, такова и есть мысль Валентина. Но это очень узко. Сверх того, основная идея в проблеме пола принадлежит не Валентину, а всей древней философии. Что касается “полноты” божественных проявлений, за которую восхваляют Валентина, то он этой идеи не выдерживает, ибо у него в конце концов все зоны становятся одинаковы, вследствие чего только и возможен оказывается божественный порядок. Но если так, то совершенно неизвестно, зачем нужно было производить множество эонов? В конце процесса как будто и происходит слияние их в нечто единое, что сходно с общей египетской индуистской идеей, с той разницей, что в последней вес это поставлено смело и ясно, а у Валентина тонет в тумане. Вообще он производит впечатление скорее ума несмелого, боящегося выводов своей идеи.
Проблема добра и зла, от которой уклоняется Валентин, ставится гораздо решительнее другими гностиками, которые требуют в своей системе и борьбы с этим злом.
Но эта борьба с якобы “злом” оказывается борьбою против всякой нравственности.
Исходя из несовершенства творения, гностики приходят к порицанию того, кто совершил творение (или устроение). Но “несовершенство”, против которого они восставали, оказывалось не более не менее как в создании нравственного закона. На этом основании гностики находили мир плохим и, порицая его устроителя, называли его то каким-то ограниченным существом (как у Валентина), то бесчеловечным, желавшим поработить людей. Рядом с этим многие гностики учат, что есть иной бог, которого они считают “высшим” и который, хотя сначала недосмотрел за низшим, но потом стал бороться против него, призывая на ту же борьбу и людей. Здесь в гностицизме виднеется тот дуализм, который раскрылся потом в люциферианстве.
У многих гностиков это оказывается борьба против нравственного закона, за свободу всякой похоти человека.
Симон Волхв, объявляя себя высшим богом, который являлся иудеям в виде Спасителя, самарянам в виде Отца, а прочим людям в виде Святого Духа. — открыл людям, что имел соприсущую ему Мысль, Энною, посредством которой создал мир архангелов и ангелов, а они уже сами создали основной мир и установили такие мировые законы, чтобы поработить себе людей. Они захватили даже саму Энною и заключили ее в телесную стихию, так что она в качестве женского элемешга переходила в женские тела, как бы переливалась из одного сосуда в другой и таким образом проституировалась этими создателями мира. Поэтому-то Симон, как высший бог, и сошел наконец лично в мир, чтобы спасти свою Энною и людей. Энною он нашел в Тирс, в доме разврата, в виде Елены, которая с тех пор и ходила с ним.