Реликтовая популяция. Книга 1
Шрифт:
Правда, утверждали, что и мечи когда-то точно также были запрещены, а тех, кто изготавливал их или хранил, убивали. Однако если запрет на стрелковое оружие остался, то искусство мечного боя не угасло и ношение меча превратилось в нечто значимое. В настоящее время меч порой выступал чуть ли не единственным признаком отнесения разумного к сословию либо обладателю многих имён, если он был человек, либо к определённому клану, где меч служил отличительной клановой чертой. Свимов меч мог служить ему вместо любого документа при допуске в места, где одноименным путь был закрыт.
Впрочем, все эти неписаные привилегии что-то стоили в городах и в узких кругах людей. На Дикие Земли они не распространялись. Многие гурты и практически все банды, при попустительстве или недосмотру Тескома, могли вооружиться мечами и бесчинствовать на дорогах или с их помощью выяснять отношения между собой. Кроме того, дурбы и многоимённые позволяли своим путрам ношение меча, если те всё время находятся под их патронажем и человек мог поручиться за выродка словом. Так, К”ньец мог носить меч, пока состоял при Свиме.
Меч всё чаще становился признаком силы, угрозы, неповиновения. Почему бы такой метаморфозе ни произойти в отношениях и к стрелковому оружию? Но это был риторический вопрос, который никогда не занимал Свима, да и многих тех, кого он знавал.
Выродки насели на Харана, требуя подробностей, пока Свим не остановил их, подведя черту под нечаянной встречей.
– Хорошо, Харан, – проговорил он решительно. – Умелый спутник нам не в тягость. Да и малышу нужна помощь врача.
– Это естественно, – спокойно проговорил Харан, словно не сомневался в исходе своей просьбы, – но моя помощь ему вообще-то не нужна. Ваш племянник, скажу вам как врач, удивительный ребёнок, а вернее сказать, удивительное существо. После эдакой схватки с арнахами и полученного удара от падения на него такой махины, пульс у него подобен пульсу хорошо отдохнувшего человека. Нет, правда. И… Я, конечно, присмотрю за ним первые два-три дня.
– Та-ак! Тогда вот что, Харан. Возьми-ка мой мешок у Клоуды и переложи в него часть ноши из мешков путров, – Свим показал на выродков. – Вон сколько на них тяжести.
Харан не выразил ни радости оттого, что принят в команду, ни робости перед Свимом, ни удивления от его распоряжения. Он спокойно подошёл к женщине, помог снять ей мешок с плеч и приготовился заняться перегрузкой. Открыв мешок, он увидел вечные двигатели, снятие с воздушного шара тескомовцев.
– Глаудеры! И два. Вы владеете богатством, Свим.
– Ты и с ними знаком? – вырвалось у дурба.
Харан выпрямился и посмотрел в глаза Свиму.
– Вы удивляетесь? Хотел бы предупредить, чтобы вы не удивлялись далее некоторым моим познаниям в малодоступных, скажем так, для вас областях. Признаюсь, что был личным врачом и даже в некоторой степени советником по многим вопросам пятисотимённого Гунака Гделина Гамарнака. Да, да, Правителя Сампатании.
– Я его однажды видела в Габуне, – проговорила Клоуда.
Рот её приоткрылся, она смотрела, широко раскрыв глаза, на Харана, как на чудо.
Свим, сам после такого признания, едва также не открывший рот от удивления, почувствовал укол ревности: Кло могла бы так не смотреть на других мужчин, да ещё в его присутствии.
– Я вас понимаю, – сказал Харан, не обращая внимания на поведение женщины, а лишь отвечая на её восклицание. – Гамарнак красивый человек. И внешне, и внутренне. Он многим нравится. Однако его жена Девона…
– Вот что, друзья, – перебил его Свим, – Время к полудню. Нам следует сделать привал, поесть и отдохнуть. Утро у нас получилось… Да… До сих пор не верю тому, что случилось. А ещё больше тому, что могло с нами сегодня случиться!
– Не надо, Свим, – жалобно попросила Клоуда. – Всё уже позади.
Она подошла и погладила руку Камрату.
– Да, милая… Не будем вспоминать. Лучше поедим и заодно послушаем нашего нового члена команды. Интересно же знать, почему личный врач и даже в некотором роде советник такого человека, как Гамарнак, сейчас находится не рядом с ним, а в Заповеднике Выродков… Я не иронизирую, Харан. Но ты сам должен нас понять.
Говоря, Свим уложил Камрата на свою куртку, взятую у Клоуды – днём потеплело, и она больше мешала, чем согревала девушку.
– Естественное желание, – невозмутимо отозвался Харан.
– Ну, тогда, – Свим огляделся. – Мы, надеюсь, достаточно далеко отошли от людей, оставленных с арнахами, – бодро сказал он. – В нашу сторону они, надеюсь, не пойдут, хотя…
Он вопросительно глянул на Харана. Тот понял его с полуслова.
– Они двинутся к югу, к дороге Перток-Примето, – обнадёжил он Свима. – Я слышал об их планах,
– Вот и хорошо, а теперь – за еду.
Вопреки пожеланию Свима услышать повествование о жизни Харана, все ели молча, только Клоуда подсказала молодому человеку:
– Ты не увлекайся едой. Ешь медленнее, и хорошо пережёвывай…
– Я врач, и всё понимаю, – улыбнулся Харан. – И всё-таки спасибо за напоминание.
Она ему тоже улыбнулась и после этого украдкой посмотрела на Свима, хотя как будто не чувствовала за собой никакой перед ним вины. К Харану она относилась как к интересному собеседнику и новому в их команде человеку, способному рассказать много любопытного. Но она заметила напряженность, возникшую вдруг между нею и Свимом, и стала следить за каждым своим словом и движением.
Свим улыбки, подаренной ею Харану, словно не заметил. Он усиленно жевал и рассматривал кусок тескомовского пакета, будто увидел в нём что-то лишнее. Ему не хотелось признаваться, что он поторопился принять Харана в команду…
День, заполненный событиями, не хотел заканчиваться миром. Уж такой он выдался неспокойный.
Не успели они поесть, как с неба камнем свалилась В”арьёсу. Она была взбудоражена, перья кое-где у неё топорщились и на слабом ветру казались маленькими фонтанчиками, бьющими сквозь серо-коричневое оперение.