Реликтовая популяция. Книга 2
Шрифт:
Люди с подобным ему нэмом – от У до Че, так называемые ухропы, – составляли многочисленную часть населения Земли и Сампатании, соответственно, и терялись между инегами со средними нэмами, и швыхами – с именами ниже от буквы Ша по алфавиту.
Смежные группы нэмов неактивно, но контактировали, смешивались, чаще поднимая по нэму вверх женщин. Снисхождение по нэму обычно сопровождалось потерей его носителя по мужской линии. Правда, иногда настойчивые женщины добивались перед кугурумом и Кругом Человечности подъёма мужчин до уровня своего, приобретённого по замужеству, нэма после смерти мужа, хотя сами когда-то были подняты вверх до имени умершего. Дозволялось такое делать в самых крайних случаях, и не потому, что были редкими выморочные имена, а оттого, что женщины предпочитали жить с такими мужчинами без обязательств поднять их по нэму, довольствуясь возможностью оставить имя народившимся от этих мужчин детям нэм старого мужа.
Исключение составляли швыхи, по сути дела люди особой касты, – из их среды подъём по имени практически исключался.
Харан по рождению относился даже не к швыхам, а к одноимённым, поскольку о своём происхождении ничего не знал и родителей не помнил. Историю его появления на свет никто ему не смог объяснить. Вырос и осознал себя он в маленьком посёлке на берегу незначительной речушки далеко от Габуна и Сампатании. Уже лет в пятнадцать, прочувствовав детским ещё умом и телом, страдающим от побоев и недоедания, он поставил перед собой почти неразрешимую задачу – подняться по нэму.
Без сожаления к кому бы то ни было, покинул он негостеприимное поселение, где его знали и не смогли бы признать в нём нечто большее, чем он был на самом деле. Бедствуя и попадая в сложные переделки, а некоторые из них могли ему стоить жизни, будущий Харан прошёл по дорогам разных бандек. Покидая стены очередного города или посёлка, он уносил с собой сведения о каком-нибудь горожанине и его окружении, и чуть позже, уже в иных местах, где о том горожанине никто ничего не знал, присваивал его имя себе.
Прошли годы, он стал представляться нэмом швыха. С этим именем попал, не добровольно, в банду, где провёл пять лет, совершая набеги на мелкие посёлки, путников на дорогах, сражаясь с тескомовцами, дурбами, путрами. Банда оказалась на удивление сплочённой, в ней находились люди и путры, оставившие свои насиженные места в городах ради романтики, и бежавшие от постылой, бездумной жизни горожан. От них молодой и любознательный оприт научился читать и писать, владеть оружием, врачевать раны и болезни бандитов – необходимая специализация для банды, лишённой большую часть года свободного доступа к медицинским кабинетам городов или поселений людей.
Занятия врачебной практикой увлекли будущего Харана. По натуре своей умеющий больше слушать, вникать и анализировать, чем говорить, он везде, где это удавалось, набирался знаний и опыта.
Банда почти вся полегла под мечами бойцов Тескома той бандеки, где промышляла. Чудом избежав резни, подросший оприт назвал себя Хараном Хемоносом Хирра. Нэм по своей высоте не бог весть какой, но и такой возвышал и выводил Харана из швыхов в ухропы.
Придуманное имя позволило ему изображать из себя дурба, носить меч и держаться независимо. Хорошо подвешенный язык, умение владеть оружием и, главное, быстро и качественно оказать человеку или путру врачебную помощь, отпугивали всякого, у кого возникала мысль набраться духа и скрупулёзности выяснить его настоящее происхождение, и почему это у него незаконный нэм.
Хирра – его придуманная фамилия по первопредку нэма, обладала бесспорным достоинством, ибо похожих было множество. Хорры, Харры, Хуарры и прочие так и мелькали в нэмах ухропов всех бандек Земли.
Тщеславия Харану было не занимать, поэтому в будущем он решил не останавливаться на достигнутом. Но прежде того, прошагав с новым именем сотни свиджей, он попал в Габун, столицу Сампатании.
Незнакомый город и незнакомые горожане не смутили его, за время скитаний он привык к новым лицам, различным традициям населенных пунктов, взаимоотношениям в них между разумными, как местными, так и пришлыми. Так что в Габуне Харан прижился быстро, его по большей части интересовало, что он может получить для себя от этого города.
Случилось так, что на подходе к городу, Харан нечаянно оказался свидетелем нападения небольшой банды на хожалых – идущих своей дорогой разумных по делам или другим причинам. Сам Харан тоже был хожалым. К несчастью для бандитов, невдалеке от места произведенной ими атаки находилось звено – купор – тескомовцев. После короткого боя, в которой пришлось поучаствовать и Харану, так как для опритов он был обычным прохожим, и у него они надеялись чем-нибудь поживиться, банда рассеялась, оставив на розоватом турусе дороги с пяток убитых и столько же раненых своих членов.
Среди тескомовцев оказался раненный ими руководитель звена. Нож вошел ему снизу меленрая под ребра. Купорен, зажав бок рукой, упал, его бойцы сгрудились над ним в бестолковую толпу – были они по большей части молоды и, по-видимому, впервые вышли на дежурство дороги. Врача купор не имел по статусу, но обычно среди бойцов кто-то умел обрабатывать раны, однако на этот раз такового почему-то не оказалось, и тескомовцы не знали, что предпринять.
Харану пришлось растолкать плотное кольцо бойцов почти силой и прийти на помощь их руководителю. Он быстро осмотрел его, умело обезболил и протёр вещим соком порез, наложил повязку. Всё это он нашёл в своём походном заплечном мешке. У тескомовцев ничего подобного в запасе не было. Высказав им свое отношение по поводу их халатности, Харан распорядился устройством носилок и заставил как можно быстрее нести звеньевого – купорена – в город.
Тескомовцы приняли его слова за приказ, предоставив ему, более опытному, возможность командовать над собой, ибо купорен находился без сознания. Мало того, они попросили Харана сопровождать импровизированные носилки до самого гетто Тескома в Габуне. Харан воспользовался приглашением, ибо это позволяло ему беспрепятственно проникнуть в город без задержки стражниками. Перед самыми воротами в гетто купорен пришёл в себя и, кривя губы от боли, поблагодарил врача, спасшего его от смерти.
Прошли дни, Харан стал забывать произошедшее на дороге. Да и город стал ему надоедать – подзуживала привычка к перемене мест, выработанная годами: не сиди долго на привязи того или иного поселения людей, меняй его на другое. То, что он покинет Габун, Харан знал заранее. Не ради этого города он почти год добирался до Сампатании. Направление движения давно было выношено в его планах на будущее, а маршрут намечен точно – к Суременным горам, этим легендарным отметинам на лике Земли, оставленным предками в назидание потомкам.
В тот день он, по сути дела, совершал последнюю прогулку по узким городским улицам. Проталкивался через толпу таких же праздношатающихся разумных, которым в Габуне предоставлялась полная свобода передвижения, к какому бы виду разумные не относились. Вслушивался в разговоры, всматривался в лица и личины, представляя себе, как скоро ему ещё удастся попасть в такое многочисленное скопление мыслящих тварей после того, как он покинет город и направиться к горам.
– Да это же он! – услышал почти над самым ухом Харан, и тяжёлая рука опустилась ему на плечо.