Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
Питались мы в столовой техникума, которая располагалась на первом этаже общего здания школы и техникума. Как-то я оказался за одним столом с маленькой чёрненькой девушкой. Мы с ней познакомились и разговорились. Обычно так легко сходятся попутчики в поездах дальнего следования. Звали её Лина (необычное имя), она тоже была первокурсницей, только в техникуме.
Теперь, когда я приходил в столовую, всегда глазами искал Лину. Если она была в столовой, то я подсаживался к ней, и мы общались, словно старые знакомые. Однажды мы встретились с Линой прямо в дверях. Она шла с подругой в столовую, а я уже пообедал. Её подруга-блондинка,
Глава 86. В КОЛХОЗ
В конце очередного учебного дня нам объявили, что завтра занятий не будет, и мы все едем в колхоз на уборку урожая. Явиться надо было к четырём часам дня на железнодорожный вокзал к поезду Свердловск – Тавда. Руководителем-куратором нашей колхозной «практики» был назначен наш преподаватель по слесарному делу, мужчина средних лет.
Подошёл поезд, и мы расселись по вагонам. В соседнее купе сели две молоденькие девушки. Я взглянул на них: «Ба, да это же мои знакомые, Лина со своей подружкой!». Их тоже повезли в колхоз, несмотря на то, что они были ещё несовершеннолетними. Я напросился к ним в купе, они не отказали. Положил свою полевую сумку и фуражку на одну из вторых полок. Одет я был в комбинезон, обут в армейские сапоги. Впрочем, все наши ребята были в одинаковых комбинезонах, как «братья по оружию». Девушки сидели рядышком на одной полке, я пристроился напротив них. Обе они были городскими девчушками, и поэтому высказывали опасения насчёт работы в колхозе.
– Да не беспокойтесь вы, будете картошку собирать, – как мог, успокаивал я их. – А мне любая работа в деревне по плечу.
– Тебе хорошо, – ответила Лина.
– И вам будет хорошо. Я возьму над вами шефство, – немного хвастливо пообещал я.
Мы долго болтали о всякой чепухе. Девчата явно не собирались ложиться спать, хотя уже начало темнеть. Я стал рассказывать о своей службе на границе, описывать случаи, произошедшие со мной и не со мной. Они заинтересованно слушали и переспрашивали, если что-то было непонятно. Я умалчивал лишь о том, что считалось секретным и относилось к военной тайне. А они, в свою очередь, просвещали меня, «деревню», насчёт городской жизни. Так мы и не сомкнули глаз, пока наших ребят не стал будить куратор.
Мы подъезжали к станции Худяково, где нас должны были «выгрузить». Я простился со своими попутчицами – они должны были выйти на следующей остановке. А нас, шестьдесят человек, после переклички по списку почти строем повели по дороге в неизвестную даль.
Уже начинало светать. Шли мы долго, почти два часа, и пришли в большую деревню Зайково. Похоже, все здесь заранее знали о нашем приезде. Было видно, что наш руководитель здесь не первый раз. Он по списку расселял по шесть человек по уже известным ему домам. Поскольку моя фамилия была в алфавитном списке одной из последних, то меня и ещё пятерых поселили в дом на краю деревни.
Дом оказался большим, особенно большими были полати, где мы все помещались. Нас сразу покормили, и мы легли спать. Тут же услышали, как по крыше дома забарабанили капли, пошёл сильный дождь. Под шум дождя мы уснули и проспали до вечера. Уже и поужинали, а дождь всё не прекращался. Мы снова вернулись на «рабочие места» на полатях, где и провели ночь.
После завтрака спать уже не хотелось, а заняться было совершенно нечем. Где-то нашли истрёпанный мячик, и под дождиком побегали на поляне. Мокрые, вернулись в дом. Читать нечего, никто не захватил даже одной книжки. Рассказчика-балагура среди нас тоже не нашлось. Трое из нас, включая меня, решили пойти к ребятам, которые квартировали невдалеке.
Рядом с речкой стоял добротный дом. Мы знали, что там есть наши ребята. Зашли, поздоровались с хозяевами, извинились за беспокойство и грязь, которую без умысла занесли. А в доме, смотрим, наши однокашники собрались в кружок, ахают и хохочут. Один сидел в середине и читал вслух какую-то книгу. Оказалось, что это было старинное издание матерных стихов Пушкина. Среди подобной «лирики» попадались и политические стихи, где он поносил, например, Екатерину Вторую. Книга была изрядно потрёпана. Мы тоже подошли и стали слушать и удивляться: «Какой же Пушкин был всё-таки разносторонний поэт! Он не только хвалил, не только ругал, не только любовался и любил в своих стихах, которые мы и раньше слышали, читали и изучали, но и как любой русский мужик мог ввернуть крепкое словцо. А у такого таланта, как Пушкин, даже матерные стихи звучали хоть и грубо, но красиво».
Книгу хозяева очень оберегали, поэтому дали почитать только самому старшему и, по их мнению, самому авторитетному квартиранту – Ивану Вершинину, бывшему участнику Великой Отечественной войны. А нам даже дотронуться до этой книги не позволили.
Вдруг открылась дверь и в комнату зашёл наш руководитель. Иван быстро передал книгу хозяевам; мы притихли. Куратор поздоровался со всеми за руку и удивился, что нас так много. Мы объяснили, что здесь в гостях. Он рассказал, что прогноз погоды неутешительный, и что в лучшем случае начнём работать в колхозе дня через три.
– Поэтому прошу вести себя дисциплинированно, – предупредил руководитель. – Если соберётесь в клуб – не задирайтесь ни с кем. Ведите себя спокойно.
Работа в колхозе должна была занять около месяца. Валяться на полатях целых три дня мне не хотелось. К тому же Горбуново находилось от нас всего в каких-то шестидесяти километрах, и часов за двенадцать при желании я мог дойти туда даже пешком. Решил попросить у руководителя три дня отпуска, чтобы сходить домой. Он меня отпустил, предварительно записав мой домашний адрес и мои данные.
Шёл дождь, да и половина дня уже прошла, поэтому я решил отправиться в путь следующим утром. Хозяин меня проинструктировал насчёт дороги:
– Вначале пойдёшь по полевой дороге пять километров, потом десять лесом, потом снова пять по просёлку, и окажешься в райцентре Байкалово. Оттуда до Поклевской идёт шоссе. Оно хоть и в плохом состоянии, но идти можно. Общественный транспорт там не ходит, да и попутку в такую погоду поймать проблематично.
Утром я вышел чуть свет. К счастью, дождь прекратился. Обут я был в свои армейские кирзовые сапоги. После дождей идти было привычно и свежо, лишь немного грязновато. В лесу дорога была ужасная для любого транспорта, даже гужевого. Но пешеход вполне мог пройти, что я и сделал.
Добравшись до Байкалово, зашёл в чайную, пообедал и настроился на пешую марафонскую дистанцию в сорок километров. Может, и был путь покороче, но никто из тех, к кому я обратился, его не знал. Так что предстояло идти до Поклевской через Сугат.
По дороге меня догнала подвода, и я немного подъехал, дав ногам небольшой отдых. Но в Сугате пришлось спешиться. Было уже темно, а идти мне ещё предстояло пять километров.
Пришёл домой, когда уже все спали. Поднялась только мама. Хотя меня не ждали, она была рада, покормила меня наскоро приготовленным ужином. Я не только устал, но и проголодался, поэтому съел всё с волчьим аппетитом. А моя суженая или не слышала моего прихода, или же притворилась, что не слышала.