Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
Когда убрали близлежащие к деревне поля, два комбайна со всей обслугой, то есть нами, отправили на дальние – километров за десять от Зайково. Нам сказали, что если будет хорошая погода, то мы будем жить прямо в поле, пока не уберём весь урожай.
Намолоченное зерно мы возили на крытый ток, расположенный неподалёку, и сдавали его кладовщику. Там же были установлены веялки, на которых работали колхозники. Нас – возчиков зерна – было шесть человек и, соответственно, шесть лошадей. Плюс четыре человека на двух комбайнах. И вот эта трудящаяся бездомная орава, поужинав, забиралась на ночёвку в копну соломы. Мы с Иваном Вершининым забрались в одну и ту же копну и тут же заснули,
12
Имеются в виду строки из стихотворения К. Рылеева «Ревела буря, дождь шумел:
Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы Среди раскинутых шатров Беспечно спали средь дубравы.
(Прим. ред.)
К концу сентября на Урале ночи уже холодные, но в копне было тепло. Но перед рассветом я почувствовал холод, открыл глаза и увидел на небе звёзды. Что такое? Мы же ложились спать под толстым слоем соломы! Как потом выяснилось, над нами подшутили наши же товарищи. Уже под утро, встав по нужде, кто-то из них тихонько снял верхний слой соломы, защищавший нас от холодного воздуха. А утром шутники ещё и подкалывать начали:
– Вот, полюбуйтесь, участник войны и пограничник прозевали, как у них «одеяло» украли!
Нам пришлось ответить на их шутку:
– Если бы мы были часовыми, то вас, проказников-«кучумовичей» [13] , шлёпнули бы.
Мы прожили в поле четверо суток. За эти дни закончили уборку на дальних полях. Ссор между нами не было, жили и работали дружно. Но в таком возрасте без шуток и подколок не обходилось.
Нам дали выходной. Мы помылись в бане, а вечером с Иваном пошли в клуб. Одеты мы были в свои рабочие комбинезоны, собственно, никакой другой одежды у нас и не было. В клубе ребята, работавшие на картофельных полях, общались с девушками, приехавшими из Свердловска. Девушки были не студентками, а рабочими, им в основном было за двадцать лет.
13
Кучумовичи — многочисленные дети, внуки, племянники хана Кучума, сына одного из последних ханов Золотой Орды. (Прим. ред.)
Наш парень, Лёша, сидел с двумя девушками. Вдруг он поднялся, подсел ко мне и быстро проговорил:
– Девушка чёрненькая Маша, с которой я сидел рядом – моя подруга, а та, что светловолосая – Нина. Она хочет с тобой познакомиться. Как ты на это смотришь?
– Можно и познакомиться, – без энтузиазма ответил я. Но подходить в клубе к ней не стал, а вот когда пошли из клуба, я приблизился к этой молодой женщине и попросил разрешения её проводить. Она согласилась. При знакомстве она назвалась Тоней, хотя Лёша мне её рекомендовал как Нину. Меня заинтересовала игра с именем, но выяснять подробности я не стал, поскольку не собирался заводить ни с кем шуры-муры.
Тоня рассказала мне много интересного про отношения Маши и Лёши. Та действительно была красавицей, да и Лёша был парень хоть куда. Оказывается, он даже пообещал на ней жениться, а пока они были любовниками. Их постелью была трава в кустиках и нива в поле. Я же с Тоней полчасика погулял по деревенским улицам, проводил её к дому, где она квартировала, и отправился спать на полати. Больше в клуб я не ходил. После разрыва с Леной мне не хотелось заводить никаких интрижек.
Глава 87. СНОВА СВЕРДЛОВСК
Через месяц закончилась наша командировка в колхоз, и мы вернулись в Свердловск. Нас сразу поселили в новое трёхэтажное общежитие. Первокурсникам выделили третий этаж. На втором этаже жили второкурсники – они в колхоз не ездили. А на первом этаже был вестибюль и столовая, которая обслуживала только учащихся школы машинистов.
Ещё в колхозе я поближе познакомился с парнем, с которым мы боксировали в старом общежитии. Звали его Владимир Коковин. Он оказался из Талицкого района, как и я, жил километрах в пятнадцати от Горбуново. Мы с ним решили поселиться в одной комнате. Выбрали комнату в дальнем конце коридора, где было чище и тише. Он облюбовал себе место у окна, я же – через просторный проход, где располагались две тумбочки – рядом с ним.
Кроме нас в этой комнате поселились Вениамин Никонов из Иваново, Василий Воронкин – кубанский казак из Краснодарского края, Василий Рязанский из белорусского города Орша и Юрий Лебедев – сибиряк.
Нам выдали новое обмундирование: шинель, шапку, китель и брюки. Наконец, начались занятия, и мы все, как гимназисты, одетые в одинаковую форму, пошли в школу. Нам объяснили, что до нового года мы будем заниматься по восемь часов в день – нужно выполнять программу, которую пропустили за время «отдыха» в колхозе.
Учёба шла довольно напряжённо. Голова за восемь часов забивалась туго-туго. Но мы не роптали и переносили всё как должное. Утром – до занятий, и вечером – после их окончания – питались в столовой общежития. Обедали, как и раньше, в столовой техникума.
Снова стала «встречаться» мне в столовой Лина. Однажды я решился и назначил ей свидание. В воскресенье мы встретились в центре города. Погуляли по набережной реки Исеть, посидели там же на лавочке. Надо заметить, что относился я к ней не как к подруге, а скорее как к младшей сестре.
Лина жила примерно посередине между заводом «Уралмаш» и центром города, по маршруту движения трамвая №5. Встречались мы с ней до глубокой зимы, только для разнообразия меняли места встреч. Однажды были с ней во дворце культуры железнодорожников на совместном концерте иллюзионистов и художественной самодеятельности ДК. Там выступал и наш однокурсник – свердловчанин, высокий красавец с чёрными вьющимися волосами – Нечипуренко. Он играл на кларнете, а его жена танцевала.
Однажды я назначил Лине свидание вечером в лютый мороз у почтамта, надеясь на то, что внутри здания будет тепло. Зал там большой, народу немного. Но моя подружка не пришла. Я прождал несколько «пятёрок», но она так и не появилась. И после этого случая я перестал её «видеть» в столовой – попросту не искал с ней встречи. Я подумал, что наверное, у неё появился поклонник из ребят её возраста, может, ученик того же техникума, зачем я буду им мешать? Я для неё дядька, старше лет на семь-восемь, да к тому же в некотором роде женат. Собственно, и Лина ко мне тоже ни разу больше не подошла, так что мы с ней молча расстались.
Чтобы закончить тему «Лина», забегу на полгода вперёд. За это время, как мне казалось, я научился вполне прилично танцевать (раньше, ещё при наших встречах, Лина как-то предложила мне пойти на танцы, а я разочаровал её ответом: «Не умею танцевать». Хотя при жизни в деревне до службы в армии вроде что-то с танцами и получалось, но в себе я уверен не был). Наш секретарь комсомольской организации – историчка Руфина Андреевна как-то пригласила в школу из консерватории балетмейстера, чтобы он научил нас азам бальных танцев. С нас собрали по тридцать рублей. Желающих оказалось человек сорок, правда, все мужчины. Занятия проходили в большом, просторном зале, места было достаточно для всех. Там стояло пианино, на котором играла женщина, наверное, коллега учителя танцев. Мы начали с простейшего танца «Конькобежцы», потом изучили танго, фокстрот и закончили вальсом. Всего занятия заняли дней десять-двенадцать. После этих уроков у меня появилась (пусть это немного нескромно звучит) смелость и даже какая-то галантность. Теперь я не стеснялся пригласить на танец девушку, которая мне нравится.