Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
Я рассказал Вере о поездке в Горбуново, упомянул о встрече с Иваном Андреевичем Третьяковым, бывшим школьным учителем Веры. Она сказала, что в их институте на факультете журналистики учится его сын – Славик.
– Мы тебе принесли пригласительный билет на вечер танцев в нашем институте, – вдруг вспомнила Вера.
– Очень хорошо, – обрадовался я. – А то давненько не «выходил в люди». А вы обе будете там? – глядя на Олю, спросил я. Она засмущалась, заморгала глазами чаще, чем обычно. Вера за неё ответила:
– Будем.
Девчата ещё с полчасика посидели, ведя разговор в основном с Василием
На вечере танцев Вера меня познакомила с Вячеславом Третьяковым. Он был крупным парнем, весь в отца. Мы с ним немного поболтали, но девушки, думаю, хотели танцевать. Когда музыка вновь заиграла, я пригласил на танец Олю. Вячеслав тоже кого-то пригласил, наверное, свою знакомую. Вообще же здесь юношей было заметно меньше, чем девушек, что неудивительно – в педагоги идут в основном девушки. А таких как я, приглашённых, было не так уж много.
В основном я танцевал с Олей, но иногда для разнообразия приглашал других девушек. Встретил я здесь и Эльвиру Чапурову, которая год назад помогала мне по математике перед вступительными экзаменами. Она не только училась, но стала на своём курсе комсомольским вожаком.
После окончания вечера я проводил Олю до трамвайной остановки, где мы и расстались – она попросила дальше её не провожать. Свидания я Оле не назначил, и мы долгое время не виделись.
Месяца через два, уже весной она вдруг появилась в нашей комнате. Я был удивлён, но вида не подал, а принял её вежливо, как хорошую знакомую. Правда, промелькнула мысль, что, может, она приехала не ко мне, а к кому-нибудь другому из нашей комнаты. Но ничего подобного я не заметил, после чего предложил ей пойти со мной в кино. Она согласилась, и мы сходили в кинотеатр. Впрочем, на этом всё и закончилось. Я проводил её, и мы вновь расстались без намёка на следующее свидание.
Тем временем я вдруг увлёкся театром. Сначала стал посещать цирк (где тогда блистал непревзойдённый иллюзионист Эмиль Кио), затем оперетту в театре музыкальной комедии. Однажды видел выступление родителей киноактёра Андрея Миронова. Они оба были артистами театра музкомедии и выступали в паре Миронова – Менакер, пели куплеты и танцевали. А вот пойти в драмтеатр я особого желания никогда не испытывал, считая, что жизнь человека и так постоянная драма, и если даже она не выходит наружу, то бушует внутри. Из жизни лишь одного человека можно написать несколько десятков, а то и сотен драматических пьес, поэтому я предпочитал другие театры.
Как-то зашёл в театр музыкальной комедии и в фойе увидел Шуру Крестьянникову – девушку из села Перваново. Поистине мир тесен! Я подошёл к кассе, взял билет и подсел к ней рядом. Наши чисто дружеские отношения не испортились (да и как они могли испортиться, если мы так долго не виделись?). Шура вышла замуж и теперь жила в Свердловске. И вот мы с ней встретились на оперетте «Белая акация». Она была здесь со своим спутником, наверное, мужем. Эта случайная встреча была последней, больше наши пути никогда не пересекались.
В комнате общежития мы все жили дружно. Среди моих товарищей особенно много хлопот доставлял Вася Рязанский. Он вёл себя как большой ребёнок, был неряшлив, и нам часто приходилось его буквально заставлять стирать носки, майки и другую одежду. Брился он всегда неаккуратно, где-то да оставался огрех. Кроме того, был беззащитен, его любой легко мог обидеть. Особенно в этом отличались ребята из другой группы нашего курса. В этой компании парни были ростом невелики, но душой хулиганисты. Василий же был большим, но неуклюжим, чем задиры и пользовались. Он никому не мог дать сдачи, а тем лишь того и надо было – изощрялись сделать ему побольнее.
Вася вначале был дружен с Юрой Лебедевым, они сидели за одним столом. Но Юра и сам был не прочь иногда над Васей подшутить. Я же никогда над ним не насмехался, а видя «шутки» других – жалел его. Со временем Вася стал ходить рядом со мной, и я оказался в роли охранника. Теперь мало кто осмеливался его задирать. Был лишь один такой – Думкин, почти самый маленький на курсе. Он продолжал свои провокации – подкрадывался сзади, бил по «мягкому месту» изощрённым способом – вдоль или поперёк ребром ладони «с оттяжкой». Я не стал кидаться коршуном на обидчика, а предупредил:
– Если повторится, то вызову тебя на боксёрскую дуэль. И жалеть не буду!
Больше (по крайней мере при мне) Васю не обижали. Так мы с ним и сдружились. Про таких, как он, говорят: «Муху не обидит». Но всё-таки однажды одну муху он обидел. Мы на выходных обедали в своей столовой. Уже было тепло, погода летняя, и нам на обед приготовили окрошку. Мы с Васей ели, но что-то показалось, что порции слишком маленькие – не наедимся. Когда на дне одной из тарелок ещё немного оставалось, мы поймали муху, и Вася бросил её в остатки еды. Потом мы с возмущённым видом пошли на раздачу и сунули тарелку под нос раздатчице:
– Что за безобразие! Нам муха в окрошке попалась!
Округлив глаза, женщина тут же предложила загладить вину, налив нам в чистую тарелку полную порцию окрошки. Наелись мы досыта, благо, хлеба нам давали сколько хочешь.
В нашей группе учился ещё Дима Мезенцев. Свердловчанин, но жил за городом в небольшом посёлке. Почему-то он проникся симпатией к нам с Васей. Как-то пригласил нас в воскресенье к себе домой в посёлок. Парень он был спокойный, уравновешенный, со светлыми кудрями. До его дома от нас было километров пятнадцать – пять пригородным поездом, а остальной путь можно было проехать на трамвае.
Доехали мы благополучно. Дима нас встретил на трамвайной остановке, как мы договорились заранее. Сам посёлок состоял из двухэтажных деревянных домов, отштукатуренных снаружи и внутри. Эти дома, кстати, строили пленные немцы. Здесь ещё не так давно была их зона, огороженная колючей проволокой. Когда немцев отправили восвояси, в Германию, в этих домах сделали ремонт и заселили туда семьи свердловских рабочих. Квартиры в домах были двухкомнатными. Из удобств была только холодная вода, а отопление было печное.