Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
На учёбу и обратно мы ходили мимо дворца культуры и всегда из афиши узнавали, что будет вечером в клубе. Дело было летом. В тот день афиша гласила: «Вечер танцев». Я, Иван и Веня Никонов решили его посетить.
Внутри, неожиданно для себя, я увидел Лину. Подошёл к ней, поздоровался и пригласил на танец. Она пошла со мной в круг танцующих и с упрёком сказала:
– А говорил, что не умеешь танцевать…
– Да это когда было-то, почти год назад, – отмахнулся я и попытался загладить неловкость комплиментом: – А ты за это время стала взрослее, элегантнее.
– Не надо продолжать, а то я заплачу, – покраснев, произнесла она.
–
– Не могу, у меня уже есть провожающий.
– Ну тогда позволь тебя пригласить на последний танец.
– Хорошо.
Когда вновь заиграла музыка, я подошёл, не обращая внимания на её окружение, и пригласил её на «последний танец». Во время танца прояснились обстоятельства нашей размолвки. Как выяснилось, она не приехала тогда на свидание из-за родителей, которые её не отпустили – она же ещё была «малолеткой». А я тогда встал в позу – раз не приехала, значит, не хотела.
Это была наша последняя встреча. Больше я её не видел нигде и никогда.
Примерно через месяц после возвращения из колхоза мы прочитали на доске объявлений приказ начальника школы машинистов: «За аморальное поведение учащегося Нестерова Алексея исключить из школы машинистов. Вместо него вызвать кандидата Маркова и включить в список учащихся». Это было окончанием истории, начавшейся в колхозе.
Там красивая девушка Маша влюбилась в интересного молодого человека Алёшу. Он пообещал на ней жениться, и они стали любовниками. Маша от него забеременела, а Лёша после возвращения в Свердловск совершенно исчез из её поля зрения. Девушка решила узнать о нём побольше, пришла в школу машинистов и навела справки. Ей дали домашний адрес Алексея. Она прибыла к нему во всей своей красе и тут узнала, что Лёша женат и не имеет больше никакого желания с ней встречаться. Маша пришла в школу и рассказала администрации, как он её обманул. Приказ начальника об отчислении Алексея из школы не заставил себя долго ждать.
Мы начали изучать черчение, которое стало отнимать много времени и привело к дополнительным материальным расходам. Надо было покупать готовальню, тубус, ватман, тушь. К слову, раньше я не имел понятия ни о каких рейсфедерах, лекалах и других чертёжных инструментах.
Преподавателями черчения на нашем курсе стали двое штатных работников техникума. Они вели разные группы. Нашей группе попался весьма оригинальный учитель. На первом же уроке он нам сказал:
– Запомните, молодые люди, мои слова – руки мой перед едой и перед черчением!
Вначале мы знакомились со шрифтом, форматами и тому подобным. Когда мы приносили свои готовые чертежи, он их складывал вместе, стучал краем по столу, выравнивая, и если какая-либо из работ выступала из общей массы или, наоборот, не дотягивала по размеру до остальных, он сразу возвращал этот чертёж со словами: «У вас, молодой человек, не соблюдён формат. Переделать!» После проверки остальных работ он очень строго отчитывал тех, у кого чертежи были выполнены неряшливо, с грязными пятнами и каплями туши.
Чертежи мы выполняли только тушью, и когда были неточности или нечаянные кляксы, мы научились их исправлять и подчищать при помощи бритвенного лезвия, срезая тончайший слой с поверхности ватмана. Так наш преподаватель учил нас чистоте, точности и аккуратности.
В слесарной практике, которая относилась к производственному обучению, нас учили резать, пилить, точить, даже ковать металл. Всё это делалось ручным инструментом.
А позже нам выдали курсовую работу, которую мы должны были выполнить к концу учебного года. Я должен был сделать гаечный рожковый ключ 19х22. Другие ребята из нашей группы получили задание изготовить гаечные ключи других размеров, а также циркули для разметки по металлу, плоскогубцы, кусачки, молотки и тому подобный инструмент. Мне для выполнения работы дали стальную толстую прямоугольную пластину и готовый ключ-образец. Лишний материал от болванки я отрезал ножовкой. В слесарке стоял небольшой сверлильный станок, которым нам разрешалось пользоваться. Я высверлил зевы крупными свёрлами, подравнял ножовкой и напильником. Затем оставались шлифовка, закалка и воронение. На этом наша слесарная практика была закончена. За свою работу я получил четвёрку.
На теоретических занятиях нам было нужно много конспектировать. Чтобы успевать за лектором, приходилось изобретать способы скорописи. Так, например, некоторые часто встречающиеся слова я сокращал до одного знака, часто греческими или латинскими буквами. На обложке тетради у меня таких сокращений и их расшифровок было много. Например: z – пропорционально, z/z – обратно пропорционально.
Как я уже говорил, мы изучали все школьные предметы за восьмой класс, кроме химии, биологии, географии и иностранного языка.
Надумал я найти своего земляка из Поклевской, который до меня работал на этой железнодорожной станции и поступил в школу машинистов годом ранее. В перерыве между уроками я подошёл к второкурсникам и попросил показать мне Сергея Краснова. Подойдя к нему, я поздоровался. Он с недоумением на меня посмотрел, а я протянул ему руку со словами:
– Давай познакомимся?
Он, ещё сомневаясь, ответил мне на рукопожатие. Но когда я назвал ему станцию, на которой мы оба в разное время работали, он заулыбался, признавая меня за земляка. Поговорить мы с Сергеем не успели – раздался звонок на урок. Уходя в аудиторию, он попросил зайти вечером к нему в комнату общежития, назвал номер.
Вечером я спустился на второй этаж и зашёл в его комнату. Сергей сидел за столом и что-то читал. Предложил мне сесть напротив него. Поговорили об общих знакомых по работе, о том, как мы сюда попали. Уходя, я пригласил его с ответным визитом в свою комнату.
Через несколько дней он зашёл ко мне. Мы уселись за столом, но ещё не успели ни о чём поговорить, как вдруг резко распахнулась дверь и в комнату буквально ворвался немолодой мужчина в сером плаще.
– Встать! – с порога рявкнул незнакомец.
Мы с удивлением воззрились на вошедшего, но никто не двинулся с места. Первым нашёлся Краснов, спокойно спросивший у него:
– А вы кто такой?
– Я начальник Свердловской железной дороги, генерал Оборотов! – с пафосом выпалил тот.
– Так бы и сказали, – примирительно ответил Сергей. Все, кто был в комнате, встали, но генерал с нами общаться не захотел. Лишь спросил фамилию того, кто посмел с ним разговаривать.
– Курсант Краснов! – по-военному отчеканил мой земляк. Генерал развернулся и вышел.