Ремесло древней Руси
Шрифт:
Начав наше сопоставление русского и западноевропейского материала по цеховым корпорациям с патрональных церквей как с наиболее уловимого, наиболее заметного признака, перейдем ко второму внешнему признаку цеха — цеховой пирушке.
Во всех церковных уставах на одном из первых мест стоит обязательный пункт о корпоративном празднике (обычно в честь патрона), начинавшемся совместным богослужением в патрональной церкви и заканчивавшимся в специальном помещении цеха торжественным пиром. Самое название цеха — Zeche — по своему первоначальному смыслу означало помещение для совместного пира. Совершенно справедливо было сказано о западноевропейских цехах и гильдиях, что в них «пирам было отведено такое видное место, что подчас они заслоняли собою другие задачи» [1689] .
1689
Н.А. Скабаланович. Западноевропейские гильдии и западнорусские братства. — «Христианское чтение», 1875, сентябрь-октябрь, стр. 294.
Пиры устраивались регулярно несколько раз в году и нередко длились по нескольку дней.
В древней Руси общественные пиры носили различные названия: «братчина», «складьба», «мольба», «обчина», «канун», «ссыпщина» [1690] . Работами Аничкова и Зеленина установлены архаичность и обрядовый религиозный характер общественных пиров [1691] .
1690
Историей братчин заинтересовались в середине XIX в. А. Попов («Пиры и братчины» — Архив Ист. — юр. сведений Калачова, т. II, ч. 2, отд. VI, 1854); С. Соловьев («Братчины» — Русская беседа, 1856, т. IV). Термин «братчина» является наиболее распространенным. Он близок к западным fraternitas, freries. Значение термина разнообразно: 1) общественный пир в складчину; 2) изба, в которой происходит пир; 3) пиво, предназначенное для пира (Соловьев. Ук. соч., стр. 108). Возможно, что с братчинами-пирами связана и известная форма застольной круговой чаши — «братина». Форма эта очень устойчива и восходит к ранним прототипам. — См. В. Никольский. К вопросу о происхождении форм древнерусской братины. — Сб. Оружейной Палаты, М., 1925.
1691
Е.В. Аничков. Язычество и древняя Русь, СПб., 1914; Д.К. Зеленин. Древнерусская братчина как обрядовый праздник сбора урожая. (В Сб. статей в честь акад. А.И. Соболевского — журн.: «Сборн. Отдел. русск. яз. и словесн. Акад. Наук СССР», т. 101, № 3, 1928).
Аничков рассматривал, главным образом, княжеские пиры X–XII вв., отраженные в цикле былин о Владимире, а Зеленин сосредоточил свое внимание на деревенских братчинах. Городские средневековые братчины не затронуты ни одним из этих авторов.
Древнейшее упоминание городской братчины относится к 1159 г., когда жители Полоцка «…начата Ростислава звати льстью у братьщину къ святой Богородици къ стар?й, на Петровъ день, да ту имуть и…» [1692] Уже в этом первом летописном известии о братчине налицо ряд элементов, характерных и для последующего времени: братчина — пир, устраиваемый в определенный праздничный день; место пира — церковь (очевидно, церковная трапеза); члены братчины — политические единомышленники, возглавляющие борьбу города с князем.
1692
Ипатьевская летопись 1159 г. — В это время в Полоцке боролись две группировки: одна стояла за Ростислава Мстиславича, а другая — за Рогволода Борисовича. Последняя и пригласила его «лестью» на братчину. Ростислав явился на пир в кольчуге под одеждой.
В условиях средневекового города древний языческий пир приобрел совершенно иной характер, став одной из форм корпоративного объединения. Центром такого объединения очень рано стала церковь [1693] .
Братчина, часто упоминаемая в былинах Новгородского цикла, почти всегда связана с церковью или с церковными праздниками:
А и гой вы еси, мужики новгородские, Примите меня во братчину Никольщину.1693
Нередко церкви имели специальные помещения для мирских сходов и братчин. — См. И.И. Лаппо. Тверской уезд в XVI в. — ЧОИ и ДР, 1894, т. IV, стр. 51.
1694
И.Н. Жданов. Русский былевой эпос, СПб., 1910, стр. 205–210; А.В. Марков. Бытовые черты былин. — «Этнография, обозрение», кн., 58–59, стр. 68.
Кроме Никольщины, часто упоминаются Покровщина, Кузьмодемьянщина (или Кузьминки) и др. [1695]
В литературе о братчинах не обращала на себя внимания исследователей одна летописная фраза: в 1342 г., когда новгородцам пришлось выступать на помощь Пскову против немцев, они «поидоша въ великую пятницю, а иныи въ великую суботу, а обчины вси попечатавъ» [1696] .
Время действия — конец страстной недели. По всей вероятности, для пасхальных пиров все было уже приготовлено новгородцами, но необходимость выступить в поход «вборзе» заставила их принять меры к сохранению общих запасов.
1695
И.Е. Забелин. Опыты изучения русских древностей, т. II, М., 1878, стр. 354.
Празднование Кузьмодемьянской братчины только кузнецами очень убедительно доказано на обширном материале В. Гиппиусом и В.П. Петровым (см. выше).
Кузьмодемьянская братчина по деревням иногда празднуется только девушками (Д.К. Зеленин. Ук. соч., стр. 131).
Выше мы отмечали интересную связь культа божественных кузнецов с браком и любовью, связь, существовавшую и в Византии и известную на Руси с XII в.
1696
Новгородская I летопись 1342 г.
Под «обчинами» естественнее всего понимать помещения для общественных пиров; это могли быть и специальные здания — гридницы и дома участников обчины. Слово «обчина» нужно считать синонимом «братчины», также имеющим несколько значений: пира, помещения для пира и, может быть, запасов, приготовленных для пира. В 1342 г., ввиду спешного отъезда были опечатаны, вероятно, помещения для братчин с заготовленными там питьем и едой.
О братчинах несколько раз говорят статьи Псковской Судной Грамоты (ст. 34) [1697] . Часть этих статей восходит к раннему времени.
1697
Псковская Судная Грамота, СПб., 1914, стр. 34–35, 80 и 113; Л.В. Черепнин и О.И. Яковлев. Ук. соч.
Совершенно особый интерес в связи с нашими разысканиями о культе Кузьмы и Демьяна приобретает одно литературное свидетельство о братчине, сохранившееся в нескольких списках. Речь идет о легенде, известной под именем «Чудо святых чудотворцев и бессеребренник Козмы и Дамиана о братчине, иже в Корсуне граде», введенной в научный оборот М.Н. Сперанским [1698] .
Содержание легенды таково: «Бысть во граде Корсуне складба [вариант — „обчина“] гостинная у некоего боголюбивого и праведного мужа, и собрашася к нему в дом многие люди на праздник святых чюдотворец Козмы и Дамияна и пивше у него пития того складного седмь дней…» Далее рассказывается, что у пирующих не хватило вина и благодаря чудесному вмешательству покровителей праздника Кузьмы и Демьяна вода была превращена в вино; «они [участники братчины] же чюдившеся прославиша бога и святую Козмы и Дамиана и пиша…»
1698
М.Н. Сперанский. Корсунское чудо Кузьмы и Демьяна. — ИОРЯС, 1928, т. I, стр. 362–363. — Возникла эта легенда и существовала самостоятельно, будучи включаема в смешанные сборники (стр. 360).
Известны две редакции чуда: 1-я — XV в., 2-я — XVII–XVIII вв.
Если мы отбросим элемент чудесности, то перед нами окажется типичная братчина, в данном случае — «братчина-кузьмодемьянщина», собравшаяся 1 ноября. Интересно то, что легенда называет день Кузьмы и Демьяна праздником; интересна и другая бытовая деталь — «складного пития» было запасено столько, что пир длился несколько дней. В отношении терминов мы видим, что здесь ставится знак равенства между обчиной, складьбой и братчиной, что подтверждает нашу расшифровку записи 1312 г. Литературная обработка легенды носила книжный риторический характер. М.Н. Сперанским совершенно убедительно доказано, что под городом Корсунью никак нельзя понимать реальный греческий Херсонес [1699] .
1699
М.Н. Сперанский. Ук. соч., стр. 373. — Важным аргументом против буквального понимания Корсуни является полное незнакомство греческих житий Кузьмы и Демьяна с этой легендой.
Корсунь в послемонгольское время на Руси стал символом чудесного города, известного своими прекрасными изделиями; все редкое и замечательное называлось в Новгороде «корсунским» [1700] .
Легенда о братчине Кузьмы и Демьяна является чисто русским произведением, неизвестным грекам. Местом возникновения легенды М.Н. Сперанский считает Новгород Великий [1701] .
Очень важна для наших целей и датировка легенды. Указанный исследователь относит ее к XIV в. XIV век был временем расцвета не только общественной жизни Новгорода, когда и братчины играли не последнюю роль в этой жизни большого торгового и промышленного города, но также временем расцвета в местной литературе легенды… В это время и могла здесь получить обработку устная легенда о «чуде» Кузьмы и Демьяна в руках новгородского книжника [1702] .
1700
Напр., «Корсунские» врата Софийского собора в Новгороде.
1701
Именно в Новгороде эта легенда была включена Макарием в свои Минеи. — М.Н. Сперанский. Ук. соч., стр. 369.
1702
Там же, стр. 375.