Ремесло Теней: Игла Дживана
Шрифт:
Два часа прошло с тех пор, как мы вернулись из Си-Джо, и я, слоняясь из угла в угол, точно запертый в клетке китх, ждал ответа с Яртеллы, который все не торопился приходить. Как будто она знала, что произошло, и хотела намеренно позволить мне лишний раз повариться в собственном соку.
Запрос на разговор с Бавкидой я отправил, едва оказавшись в номере отеля. Ни вопросов, ни возражений у Эйтн мое неожиданное требование не вызвало, разве что лишний раз заставило ее проявить удивление. В прочем, мне не было дела до чувств каменной девицы, так что вопрос относительно ее эмоций мог оставаться открытым. Только Ридж вела себя, как подобает,
Инфочип наставника оставался со мной; никто из дам на него претензий предъявлять не собирался. Дорогой обсуждали последующие действия. Хотя, опять же, слово «обсуждали» в данном случае не совсем подходит, поскольку я находился не в состоянии давать полезные комментарии и, глубже погружаясь в себя, пропустил мимо ушей большую часть того, что говорила Эйтн. Из сказанного я понял лишь, что полицию решили не привлекать до тех пор, пока не найдем Аверре, и если по какой-то причине капитану Гетту станет известно об убийствах в Си-Джо, мы трое неизменно будем хранить молчание. И говоря «мы трое», я не просто прибегаю к обобщению. Случившееся в лавке в каком-то смысле объединило нас. Полагаю, за спасение своей жизни Эйтн испытывала нечто вроде благодарности и тем, что не спешила отправить меня за решетку, выражала ее. А Ридж просто некуда было деваться, так как совершить что-то против воли своей начальницы для нее было равносильно смерти. Все мы, таким образом, оказались на борту одной лодки, и шаг одного за ее пределы — это шаг в бездну.
Или же мне просто так приятно было думать, ведь если Эйтн и ее помощница имели выбор, то у меня его не было. Стоило одной из них открыть рот и мой обратный путь на Яртеллу затянется очень и очень на долгое время.
А между тем, они даже не задумались о том, каким образом Аверре удалось совершить столь впечатляющее по своим масштабам и ужасающее жестокостью действо, когда я не сумел даже элементарно сбить аборигена с ног.
Невольно взглянув на свои ладони, я вспомнил, с какой чудовищной силой они сжимали шею обезумевшего махдийского воина, заново прочувствовав каждый позвонок, каждую мышцу и артерию, и то, как легко они ломались и рвались под давлением моих пальцев. Это было вдвое ужасно.
Прекратив метаться из стороны в сторону, я тяжело опустился на край кровати. Когда в дверь постучали, я подскочил, будто ужаленный, испугавшись, что это может быть полиция, но по ту сторону оказалась только Лита. Без обычного ехидства и колкостей, и даже с надеждой, спросила не видел ли я одного из ее гокки. Я, разумеется, солгал, и вновь совесть, словно пинцетом, отщипнула крохотный, но такой драгоценный кусочек моей души. Девушка ушла вдвойне расстроенная, ну а я, будто драконами, терзаемый душевными муками, вернулся за стол, и в который раз за вечер вперился в разложенные передо мною инфочип и пузырек с семенами минна.
Несмотря на желание, во что бы то ни стало выяснить информацию, хранящуюся внутри этого маленького носителя, я так и не осмелился подсоединить его к разъему своего компьютера. Случившееся в лавке существенно изменило мои мотивы и, путаясь в каше собственных мыслей, я боялся добавлять новые ингредиенты. Во всяком случае, до тех пор, пока не обрету хотя бы часть утраченной уверенности, а для этого я должен был посоветоваться с Бавкидой, которая спешить явно никуда не собиралась.
Но вот, наконец, замаячил долгожданный сигнал напульсника. Нажав кнопку приема сообщения, я откинулся на спинку кресла, наблюдая, как из клочков света передо мной материализуется голограмма старухи в своем неизменном плаще.
— Что такого срочного могло произойти, раз ты не мог подождать спокойно несколько минут? — лишенный всяческих эмоций голос вдруг напомнил мне, почему Бавкида считалась могущественнейшей из адептов Адис Лейр.
Но подавлять в себе раздражение оказалось слишком тяжело:
— Два часа — это не пара минут!
Даже не смотря на тень, ниспадавшую на старухино лицо, я почувствовал, как сузились под капюшоном ее глаза:
— Что произошло?
Я уже сломал себе голову, решая, как лучше всего обрисовать ей ситуацию, но подходящих слов за все время ожидания так и не нашел.
— У меня проблема возникла, — наконец сказал я.
Притворившись, что вся обратилась в слух, Бавкида позволила мне изложить ситуацию кратко, насколько это было возможно. Когда я умолк, она еще добрую минуту сверлила меня своим призрачным взглядом. Затем заговорила:
— Насколько я поняла, ты сам вполне успешно избежал связанных с этим проблем?
Я моргнул. Затем еще раз. Да ведь не о том совсем речь-то!
— Смотря, что считать под словом «избежал», — ответил я. — Эйтн Аверре пока молчит, но что будет дальше, я не знаю.
— Дальше будут ваши совместные поиски Батула. Сомневаюсь, что это займет много времени. Уверена, что насчет аборигенов ты не ошибся.
— Мне от этого намного легче, — истекая сарказмом, проговорил я. — Спасибо.
— А, — улыбнулась под капюшоном старуха. — Так вот, что тебя волнует…
Недоумение отразилось на моем лице:
— А не должно?
Она немного помолчала.
— Ты, как будто бы, забыл от кого ведешь свой род, — произнесла Бавкида с намеком на упрек. — Забыл, кем являешься, как и то, кем являются окружающие. Знаешь, сейчас я в большей степени раздосадована своим решением не привлекать тебя к учению ассасинов. Оно бы вытравило из твоего мозга всю эту дурь насчет всеобщего равенства и сострадания.
Я хотел было возразить, ведь по поводу собственного превосходства над всеми прочими у меня никогда сомнений не возникало, но старуха не дала и слова вставить.
— Убивая таракана, ты угрызений не испытываешь. Так почему смерть какого-то дикаря должна задевать твою совесть?
— Потому что он — не таракан. — Знаю, звучит глупо, но это большее, что я мог на тот момент сказать. — Нельзя убить кого-то и ничего при этом не почувствовать. Только машины на такое способны, такие же, как те, что окружают вас денно и нощно. Я — не они! — Последнюю фразу я почти прокричал. От эмоционального всплеска заколыхались шторы.
Но Бавкиду было не пронять.
— Эмоции — дурной советчик, Сет, — тихо проговорила она. — Могущество лейров слишком велико, чтобы мы могли позволить себе такую слабость, поскольку действия, совершенные на горячую голову, очень часто приводят к последствиям самого катастрофического характера.
— Но именно эмоции и делают нас людьми, — возразил я.
— Но людьми слабыми, — добавила старуха, — не способными воспринимать всей панорамы в ее реальном виде. Я, безусловно, понимаю, что тебя тревожит, но это не стоит того, чтобы винить себя до конца дней своих.