Ремонт в замке Дракулы
Шрифт:
«Хотя нет, ну ее, математику, как-то дожила до тридцати трех и ничего. Могу и ошибку в смете тендерной найти за минуту. И в магазине меня еще ни разу не обсчитали. — выдернула себя Бажена из реки грустных мыслей о недостатках отечественного образования. — Да, я гарвардов не заканчивала. Но сама, без родственников и протекции закончила университет, устроилась на приличную работу. — успокоила она себя. — Не обязательно быть гением, чтобы быть хорошим человеком. И мэром. То есть, примаром. »
— Бажена! — окликнула ее Кара. — Представляешь, эти
В голосе черноволосой красавицы проскакивали молнии. Они же вот-вот готовы были полететь из глаз.
— Какие в Румынии милые детки, — пробормотала Бажена, — и выносливые — поднялись на гору, по которой мы на машине взбирались полтора часа. Их бы энергию, да в другое русло. Может, не надо нам никаких строителей нанимать. Просто скажем детям, что если они до середины лета в замке сделают ремонт, то в их распоряжении будет живой вампир. То есть, мертвый, конечно, но вполне жизнеспособный для игр и увеселений.
Кара хотела возразить, но не успела. Произнесенные Баженой тихо, как ей казалось, слова, долетели как минимум до одного юного поклонника трансильванского фольклора.
— Вы собираетесь воскресить вампира? — Николка раскрыл глаза широко-широко, вся его серьезность слетела, он наконец-то стал похож на настоящего ребенка.
«Дети — всегда дети, — напомнила себе Бажена, — только что презирал героя детской книжки, но узнал, что взрослые занимаются странным и с участием вампиров, так глазки горят, ушки на макушке».
Часто то, что нужно спрятать, надежнее всего положить на самое видное место. Так и с правдой. Чем выдумывать фантастическое, а после ненароком запутаться в собственных словах, — удобнее сказать чистую правду. Бывает, она звучит в сотни раз неправдоподобнее лжи. Скажи такую правду — и никто в неё не поверит. Надёжно, просто, изящно.
— Конечно. — ласково улыбнулась она. — Мы с тётей Карой собираемся воскресить вампира.
Николка так растерянно моргал ресницами, что захотелось его потрепать по бледной пыльной щечке. Бажена пожалела гордость этого маленького, но уже слишком взрослого для подобного внимания человека. Не стала.
Кара обернулась в Михаю, чтобы продолжить воспитательное мероприятие, но оказалось, что сложно воспитывать детей под тоненький, леденящий душу вой.
Выл какой-то дикий хищник. Очень грустный и умирающий от тяжких ран волк или раненый птеродактиль, миллионы лет блуждающий в Миорском подземелье и отчаявшийся вернуться в родное гнездо.
Все четверо вздрогнули. Михай, еще мгновение назад стоявший насупившись, прилип к материнской ноге. Кара выставила руки вперед, и застыла в странной позе, принятой Баженой за боевую: одна рука выставлена вперед, вторая согнута – прикрывает лицо. Николка будто прилип к земле и еще шире распахнул свои и без того огромные черные глаза. Еще немного — и вылетят из орбит. Бажена нервно икнула и порадовалась, что они приехали на гору днем.
Да, накрой сейчас замок вечерняя мгла и она, Бажена, первой побежит к машине, а не будет стоять тут, посреди заросшего травой дворика как прижизненный памятник самой себе.
Они смотрели на остатки замковой стены с десятком низких подвальных окон. Вой раздался снова. В одном окошек что-то зашевелилось. Напряжение нарастало.
— Станка, едрён крутон! — взвыла Бажена, наблюдая, как девушка спешно выползает из тьмы подвала на освещенную солнышком брусчатку. — Надеюсь это ты орала, как сотня попавших под поезд котов? А не какой нибудь шестиногий медведь-людоед!
Девушка подняла лицо, украшенное небольшой ссадиной, всхлипнула. Бажена с Карой отмерли и побежали к ней, помогли подняться. Она что-то бормотала по-румынски, бессмысленно вращая глазами. Казалось вот-вот заплачет.
Станка так распереживалась, что ни слова не могла выплюнуть на русском и только бормотала одну и ту же фразу, которая никак не могла зацепиться за незнакомый с этим иностранным языком Баженин мозг.
— Да расскажи толком, что случилось? — не выдержала примар.
Неизвестность в комплексе с помятым Станкиным видом ее впечатлила, напугала и сейчас Бажена была в том состоянии, когда тревога собиралась переходить в панику.
— Зеркало, — прошептала Стана, первая капелька потекла по щеке, — пропало.
— А с тобой что? — продолжила расспросы Бажена.
Зеркало она еще ни разу не видела, а Стану знает не первый день. Не первый, а второй! Кто напал на девочку? Где она поранилась? Что случилось?
Эти вопросы носились в голове, сталкивались друг с другом, сыпали горячими искрами, распаляя в Бажене Рудольфовне желание пойти в подвал и настучать по головам всем, кто обидел ее почти взрослую, но еще такую маленькую, сестренку.
Увы, за первой каплей по щеке потекла вторая, а за ней, по логике, должна была потечь третья, но тут Стана решила, что поштучно выдавать слезы долго и бесперспективно и выдала солёной водицы оптом. По щекам потекли две полноводные реки. Под подбородком они соединились в одну и начали обильно поливать брусчатку у девочки под ногами.
Каре с Баженой пришлось подождать четверть часа, прежде чем она успокоилась. Шмыгая хорошеньким носиком, Стана рассказала, что спустилась в подвальный зал, в котором хранилось зеркало. То самое, в которое Бажене обязательно нужно ритуально смотреться каждый день с сего дня и до самой середины лета.
— Оно помогает пробудить силу, указывает ей дорогуууууу, — подвывала Стана, сбиваясь на какой-то неизвестный Бажене акцент, — а теперь его нээээээт. Но самое плохое, — добавила она шепотом, глядя исключительно на Кару, — второе зеркало тоже пропало!
Остатки замковых стен отразили новый приступ безутешных рыданий.
Кара нахмурилась, Бажена тоже. Неизвестно, почему нахмурилась первая, но вторая — исключительно потому, что ни о каком втором зеркале не знала и узнать в момент его пропажи была не рада.