Рене по прозвищу Резвый
Шрифт:
— Идет! — улыбнулся Рене.
Они пожали друг другу руки, потом обнялись к большому удивлению служки, пришедшему позвать отца Онория к трапезе, и Рене пошел обратно на корабль. На душе было светло и радостно, как будто бог улыбнулся ему с небес, а Сиплый был уже причислен к лику святых.
На «Афине» его ждал приятный сюрприз. Грешник Марк привел-таки капитана, который соглашался за вполне умеренную плату сопровождать их все время, пока они будут избавляться от груза. Был он француз, и
— Ты это, не серчай, капитан, что я такую медузу притащил, — развел руками Грешник. — Но, веришь ли, никого из нормальных сейчас на Хайроке нету! А Ансервилль… в заварушке толку с него, конечно, маловато будет, но он недавно где-то разжился тяжелым флейтом, так что для сопровождения сгодится. Если понадобится, можем и вовсе сковырнуть этого прыща, а кораблик себе оставим.
Рене задумался.
— Так, говоришь, стоящий у него корабль? — Моральных терзаний по поводу отнятия у Ансервилля его собственности юный капитан не испытывал. Своя шкура была дороже.
— Лучше некуда! — плотоядно оскалившись, доложил Грешник. — Хотя до нашей «Афины» его «Одиссею» как до неба. Но грузоподъемность хорошая, самое малое двести тонн, двадцать четыре пушки двенадцатого и шестнадцатого калибра, команда, опять же, не безрукая, я многих знаю. Короче, выгодная покупка, капитан, не сомневайся!
— Да я и не сомневаюсь, что выгодная. — Рене повернулся, чтобы идти на палубу. — В нашем положении выбирать не приводится. Я надеюсь, ты ему про Белтропа ничего не говорил?
— Я что, дурак, что ли? — оскорбился Грешник. — Если он узнает про Белтропа, его к нашему кораблю и канатом не подтянешь! Я ему наплел, что капитан у нас, мол, молодой, а груз большой, вот и побаивается пока ходить в одиночку. Ты уж извини, ничего другого не смог придумать.
— Да ладно, — поморщился Рене. Конечно, то, что Ансервилль будет думать, что он трус, капитану «Афины» не нравилось, но на это вполне можно не обращать внимания. — Тогда ты команде тоже скажи, чтобы не трепались. Пускай лучше говорят то же, что и ты, чем болтают про Белтропа.
— Слушаюсь, капитан! — вытянулся в струнку Грешник.
Рене подозрительно посмотрел на него, не издевается ли, но тот стоял с невыносимо честной рожей, и только в глубине глаз пряталась добродушная усмешка.
— Ладно, — не выдержав, рассмеялся Рене. — Можешь еще шепнуть на ухо Ансервиллю, что я писаюсь по ночам и боюсь буку, которая живет под кроватью, я не обижусь!
— А вот это с удовольствием, Резвый! — загоготал Грешник. — Глядишь, этот задохлик совсем перестанет принимать тебя всерьез, и тут-то мы его и подловим!
— Эй, Резвый, ты здесь? — В дверь рубки просунулась голова Хвоста. — Пошли, я там еще одного привел!
— Кого это? — удивился Грешник.
— Хьюго Лесопилку!
— Ого! — Грешник двинулся прочь из рубки быстрее, чем Рене. — Как это у тебя получилось, Хвостяра?
— Уметь надо! — хвастливо заявил тот. — Это тебе не всякую мелочь на корабль притаскивать!
— Зато у Ансервилля корабль стоящий! — не пожелал сдаваться Марк. — А Лесопилка, насколько я знаю, все никак не разживется хорошей посудиной, ходит, как нищий, на старом люггере!
— Ничего, зато как капитан он кого хочешь за пояс заткнет! — принялся защищать своего протеже Хвост. — Просто не везет ему в последнее время. А «Касатка» у него еще крепкая, нечего на нее наговаривать!
— Хвост, а почему его зовут Лесопилкой? — торопясь следом за ними, не удержался Рене. Уж больно было любопытно. Такое странное прозвище для пирата.
— А это потому, — хохотнул Хвост, — что, когда он пришел первый раз на корабль наниматься, у него из оружия была только пила. Он раньше лес пилил, понимаешь? Над ним ребята и посмеялись, мол, саблю в руках держать не умеет.
— А он? — жадно спросил Рене, идя следом за Хвостом.
— Разозлился и сказал, что он этой пилой больше народа напилит, чем они своими саблями!
— И что?
— И напилил! С тех пор и прозвали. У него теперь эта пила в каюте на стенке висит, хотя в бой он все-таки ходит, как все, с саблей. Эй, Хьюго! — отвернувшись от Рене, Хвост громко окликнул стоявшего у борта высокого, хорошо одетого мужчину, вполголоса переговаривавшегося с Ансервиллем. — Вот наш капитан!
— Постой! — Рене схватил Хвоста за рукав и зашипел ему в ухо: — Ты ему про Белтропа ничего не говорил?
— Я что, похож на идиота? — оскорбился тот. — Я сказал, что ты столько груза нахватал, что фрегат ползет, как каракатица. Того и гляди какой-нибудь придурок решит проверить, что у нас в трюмах. Что-нибудь не так?
— Нет, все нормально. — Досадуя на себя, Рене отпустил его руку. Тут, пожалуй, начнешь чувствовать себя недотепой, если все вокруг лучше тебя знают, что делать.
Приняв самый серьезный и суровый вид, на какой он был способен, Рене подошел к Лесопилке и Ансервиллю.
— Рад приветствовать вас у себя на судне, господа! — отчеканил он.
Ансервилль насмешливо поклонился в ответ, Хьюго же, окинув молодого коллегу внимательным взглядом, просто сказал:
— Доброе утро, Резвый. Говорили мне, что ты молод, но я не думал, что настолько. И уже капитан корабля! Вот уж действительно резвый!
— Какой есть, Хьюго. — Рене не собирался обсуждать ни свой возраст, ни способ, с помощью которого он стал капитаном. У него и кроме этого было что обсудить. — Прошу вас пройти в мою каюту, там нам будет намного удобнее разговаривать.