Ренегат. Империя зла

Шакилов Александр

В голосе министра Ивану послышалась издевка.

– Ванька, не надо! Он же провоцирует тебя!

Но палец уже тронул диафрагму – и его засосало внутрь взрывателя на целую фалангу. Прибор зажужжал, вмиг нагревшись так, что тепло почувствовалось даже сквозь штаны. На сплошной вроде поверхности образовалась щель, сама отщелкнулась пластинка-заглушка, под которой оказался спрятан красный круглый сенсор с надписью черным: «Пуск».

Стоит только на него нажать – и…

– Ванька, что ты задумал? – У Лали встревоженное лицо, никогда он еще

не видел ее такой взволнованной, разве что на крыше, когда напала охрана ее отца.

– Любимая, я должен кое-что сделать.

Бадоевы оба – отец и дочь – не моргая смотрели на него. Министр при этом еще и чересчур активно ерзал на кресле. Геморрой, что ли?

– Возможно, любимая, даже наверняка ты возненавидишь меня за это. Но я… я не могу поступить иначе…

Министр действовал быстро – опытный боец. Он выхватил из тайника под креслом крохотный пистолет. Теперь понятно, чего ему не сиделось. Вот только годы уже не те, да и алкоголь дает о себе знать. Вмиг выдернув палец из диафрагмы взрывателя, Иван перехватил руку с пистолетом в запястье, отвел за миг до того, как грохнул выстрел. Пуля угодила в кресло рядом с головой Ивана. Вертолет дернулся – нервишки у пилота-врача пошаливали.

– Отдай мне это! Слышишь?! Отдай! – потребовал Бадоев, пытаясь вырваться из захвата.

– Это подарок для всех. – Жуков оттолкнул министра, и тот упал обратно в кресло – уже без пистолета.

Интересная игрушка, рукоятка хорошо в ладонь легла. В магазине еще три патрона. Для дел благородных сойдет. Очень хотелось разбить Бадоеву рожу, но Лали не одобрила бы. К тому же министр еще пригодится, и лицо его трогать не стоит. По крайней мере пока.

Черт, забавно же! Из-за этого ублюдка погибли отец и мать Ивана. Бадоев виновен в таких преступлениях, которые представить даже страшно. Иван сам готов задушить его, но вынужден холить мерзавца и лелеять, чтобы выжить и осуществить задуманное отцом.

Чтобы спасти миллионы рабов, навечно заточенных в лагерях.

Коммуникатор Бадоева завибрировал. Пришло сообщение.

– Что там?

– Приказ срочно вернуться в Москву, – вместо отца ответила Лали. – Через четыре часа состоится заседание Совета министров, явка строго обязательна, с семьями.

Надо же. Радуйся, бывший союзник, бывший террорист, бывший раб. Судьба преподнесла такой подарок, что лучше даже представить трудно – вся элита в одном месте в одно время.

Но на душе почему-то было грустно.

Эпилог

Москва внизу. Черный вертолет маневрировал между дирижаблями, которых сегодня было особенно много в воздухе.

Иван, как мог, отмылся импортной минералкой из стеклянных бутылок. Одежда Бадоева была ему великовата, но это лучше, чем роба раба. Он провел ладонью по лысой голове. М-да… Парик не помешал бы, но чего нет, того нет.

Лали помогла переодеться отцу, которому в полете больше не давали коньяку, потом переоделась сама. Смущаясь, Иван украдкой поглядывал на нее, любовался.

Вертолет

опустился на посадочную площадку Нового Кремля.

В воспоминаниях Владлена Жукова отсутствовали тактико-технические характеристики взрывателя, будто не интересовал отца радиус действия прибора. Именно поэтому Иван решил подобраться к элите как можно ближе, для того и переодевание – попытка хотя бы поначалу сойти за своего.

Винты все еще вращались. Тонированные стекла надежно хранили тайну того, что происходило в салоне.

– Доктор, все уже? Сели окончательно, не взлетим? – натужно пошутил Иван.

Кивок в ответ.

– А можно вас к нам? Будьте добры, а то министр что-то… Ему бы самостоятельно передвигаться, и чтобы выглядел как новенький.

Протерев стекла очков, врач со шприцем в руке перебрался в салон, подошел к Бадоеву:

– Есть одно бодрящее средство. Сейчас попробуем.

– Спасибо вам, доктор, и простите меня.

– За что?

– За это. – От сильного удара в голову эскулап потерял сознание.

Жуков связал его рубашкой Бадоева, одной из многих в гардеробе на борту, вставил в рот кляп – галстук министра. Нельзя допустить, чтобы раньше времени поднялся шум. Затем он вколол министру дозу стимулятора. На вопрос Лали, не опасно ли это для здоровья, ответил, что конечно же нет. Переложил взрыватель из рюкзака во внутренний карман пиджака. Нехорошо – оттопыривается, ну да ладно.

– Гурген Аланович, вам предстоит самое ответственное заседание в вашей жизни.

– Щенок, что ты задумал?! – Бадоеву, похоже, после укола стало лучше. Ишь как взбодрился. Весь полет молчал, а тут заголосил. – Что это у тебя за прибор?!

– Гурген Аланович, не волнуйтесь, скоро все узнаете. – Вот бы еще самому не волноваться. Ведь предстоит не в носу поковыряться. – И не делайте глупостей. Глупости для вас нынче смертельно опасны.

Бадоев опять побледнел. Значит, поверил. Ведь три патрона в магазине.

Выбрались из вертолета. Теплый воздух, никакого снега, вечный московский май.

Жуков зашагал бок о бок с Бадоевым, Лали чуть сзади. Впереди, у спуска с вертолетной площадки, скучала вооруженная охрана. Приметив ее, Бадоев сбился с шага, лицо его окаменело. Типа хочет скрыть свои эмоции и намерения. Ну-ну.

– Гурген Аланович, не дурите, – шепнул Иван. – Рыпнетесь или рот не по делу откроете, и я вырежу вам печень. Или прострелю. Попаду наверняка, она у вас большая.

Шаг. Еще. Охрана все ближе.

И накатило. Иван вдруг понял, что вся его затея – сплошное безумие от начала и до конца. На заседание Совета министров его не пустят. На каком основании вообще? Его личность не определят сканеры, а если и определят, то как террориста. Да и внешность у него непрезентабельная: лысый череп, личный номер-татуировка над виском, не хватает зубов. И министр выглядит не лучше.

Выстрелить первым? Три патрона. Охранников четверо. Если повезет, то лишь с одним придется сцепиться. Но поднимется шум и…