Репетиция Апокалипсиса
Шрифт:
— Бедный Йорик!
— Я слышал голоса… — начал рассказывать Михаил Давыдович.
— А я видел, — обрубил его Макар.
— Но ты-то у нас… Ты-то… Ты же почти святоша! — недоумевал профессор.
— Почём тебе знать, какие меня грехи душат? — сузил глаза Макар, бесцеремонно оттолкнул Михаила Давыдовича в сторону и шагнул в квартиру. — Выпить есть?
— Ты же знаешь, я в добрые дни с утра не пью…
— А кто тебе сказал, что сегодня добрый день?
— Н-ну… — не нашёлся что ответить профессор.
— Впрочем, я тут в ближайшем гастрономе прихватил, — Макар достал из-за пазухи бутылку коньяка. — Надо по-быстрому хлопнуть, а потом идти к храму.
— Гастроном работает?
— Нет, но витрину уже кто-то разбил. Мародёры.
— И ты в этом участвовал?
— Я взял себе пол-литра общенародной собственности. Уверяю тебя, никто не хватится. Милиция не приедет.
— Что происходит, Макар?
— То, чего мы так долго ждали.
— Социалистическая революция, — вспомнил Ленина Михаил Давыдович.
— Да ты, батенька, совсем умом тронулся, — оценил состояние друга Макар. — Конец Света происходит.
— Да, я вот и смотрю, света нет, — профессор пощёлкал выключателем на стенке.
— Так, — угрюмо вздохнул гость, — давай-ка рюмки, а то ты так и будешь бредить… Завтра с тобой будет бессмысленно о чём-то говорить…
— Меня, между прочим, хотели доставить к Хаббарду! — спохватился вдруг Михаил Давыдович.
— К Хаббарду Люциферовичу? — иронично уточнил Макар. — Ты… это… не те книжки в детстве читал. Читал бы, что ли, Фрэнсиса Коллинза…
— Я только Уилки помню. «Женщина в белом», «Лунный камень».
— Уилки все помнят, кто с букварём знаком. А я тебе про Фрэнсиса толкую, который геном человека расшифровал.
— А-а… геном… И чего он?
— Он написал книгу «Доказательство Бога». Для таких, как ты, идиотов, — Макар разлил по рюмкам и протянул одну Михаилу Давыдовичу.
— Ты всё время меня оскорбляешь! — попытался обидеться профессор.
— Ты, в свои критические дни, чего только не делаешь, я же тебя не попрекаю, — невозмутимо ответил Макар и выпил. — Давай, — кивнул он на рюмку, — делай, кто-то ведь звонил в колокол. Явно не Хемингуэй.
— Кто знает, — задумчиво отёр губы Михаил Давыдович после выпитого, — значит, и к тебе приходили?
— Приходили. Да собирайся ты!
— Это правда, что Конец Света?
— Я так думаю, сегодня в полночь…
— Я спал как убитый…
— Тем лучше.
— И кто звонил в колокол?
— Я понимаю так, тот, кто хочет спасти этот мир. Меня, во всяком случае, правильнее сказать, мою душу, этот дилетант-звонарь спас.
— Дилетант?
— Ну да… Я так и не понял: набат или благовест.
— Это имеет значение?
— Для тебя — нет! — Макар начал терять терпение. — Давыдыч, ты бы штаны-то надел! Рубаху какую-нибудь. Некогда мне тебе всё объяснять, я же тебе не по одному разу уже втолковывал, ветхозаветный ты мой!
— Ты же знаешь, Макар, я многое забываю. Завтра могу и не вспомнить, — примирительно сказал профессор.
— Не хрен было добро со злом смешивать, — ухмыльнулся Макар.
— Щас… Минуту… Если я надену джинсы?
— Да хоть юбку шотландскую! — взорвался-таки Макар и налил ещё по одной рюмке. — Вчера ты готов был вообще без штанов ходить, ради проявления свободы.
— Ну, не напоминай, — взмолился Михаил Давыдович.
— Без меня где нужно напомнят.
— Фрэнсис Коллинз, говоришь? — вспомнил вдруг профессор, застёгивая молнию на ширинке. — А где можно взять эту книгу? Он что — с научной точки зрения писал?
— Раньше надо было читать. Пошли. А! Рюмки возьми. И шоколадка вон лежит.
6
Пантелей из-за «врождённой» рассеянности несколько раз включал электрический чайник, пока не понял, что электричества нет, хотя до этого имел дело с тёмным туалетом и ванной, но там всё списал на одновременно перегоревшие лампочки. В двухэтажном особняке, который благодаря успешной карьере удалось выстроить отцу, Пантелей за пару лет так до конца и не разобрался со множеством тумблеров, включателей, сенсоров и прочей техникой, призванной обеспечить жильцам максимальный комфорт. В каждой комнате валялись дистанционные пульты, усеянные кнопками. С их помощью можно было открывать и закрывать жалюзи, приглушать свет, если он ярок, и наоборот, включать и выключать всю бытовую технику, выводить картинки с камер внешнего наблюдения на плазменные панели телевизоров, вызывать домработницу и кухарку… и много ещё чего, чем Пантелей почти никогда не пользовался. Но в это утро всё оказалось грудой микросхем и пластмассы. К родителям Пантелей не поднялся, отец обычно уходил раньше, а мать могла спать до обеда. Она давно уже не работала.
Во дворе пришлось столкнуться с ещё одной проблемой. Уже сидя в заведённом «Х-trail», Пантелей безуспешно пытался открыть с пульта ворота. С трудом понял, как быть с механизмом, который обеспечивал их открытие без электричества. Выехав из двора, остановил машину. Думая о своих пациентах, он совершенно не видел и не чувствовал странности этого утра. Он и остановился за воротами потому, что обычно ему приходилось ждать значительной паузы в потоке автомобилей, прежде чем он сможет вывернуть на трассу. Сегодня она была пуста. Почти… Если не считать стоявших поодаль с включёнными фарами машин.
Пантелей заглушил двигатель и вышел на улицу. Утренний воздух показался ему сладковатым. В книгах он наталкивался на фразу «воздух был неподвижен» или «недвижен», но представлял себе это несколько по-другому. Нынешний воздух в буквальном смысле висел. Или, можно сказать, был нарисован — как на картине. Он был осязаем, но осязаем именно какой-то своей искусственностью. Чахлые придорожные ели и осины в таком эфире вообще превратились в бутафорию. Изумрудность травы отдавала сталью. Сладость, наполнявшая воздух, уж очень напоминала кладбищенскую. Главное, что вдруг стало совершенно непонятным, — время года. И было ни жарко, ни холодно — было никак. Никакая погода никакого времени года…
— Пациенты! — стукнул себя по лбу Пантелей и снова прыгнул за руль.
Прежде чем он повернул ключ зажигания, услышал первый удар колокола. «Событие, что ли, какое? Или я праздник просмотрел?» Но раздумывать об этом было некогда. Он непривычно (для себя самого) быстро и уверенно помчался по пустынным улицам, объезжая стоявшие как попало автомобили. Наверное, следовало бы подумать о применении нейтронной бомбы или прислушаться к неожиданно оглушающему шелесту шин собственного автомобиля, но Пантелей не обращал на это никакого внимания и в который раз прогонял в уме утренний обход. У Нины Петровны УЗИ, у Алисы Антоновны надо посмотреть анализ по Зимницкому…