Репетиция Апокалипсиса
Шрифт:
— Бом-м-м!
Пустота отступала. Профессор ещё раз посмотрел на конверт. На глаза выступили слёзы.
— Нет пророка в отечестве своём, — повторил древнюю истину Михаил Давыдович.
— Бом-м-м! — ответил колокол.
6
Они сидели за столом в небольшой избушке. Иоанн и Пантелей. Ели ржаной хлеб, выпеченный Иоанном, и запивали клюквенным морсом из деревянных кружек. В доме не было ничего, что напоминало бы о современной цивилизации. Русская печь, пара лавок, много разве что табуреток — дюжина, и длинный стол, за которым они и сидели.
— А почему морс, отче? — спросил Пантелей.
— Потому что здесь не растёт виноград, — улыбнулся Иоанн.
— А как работать в темноте?
— Есть свет, который не нуждается в энергии.
— Свет… — задумчиво повторил Пантелей. — Им было страшно, ведь они принимали такую мученическую смерть? — вдруг спросил он.
— Было больно и страшно. Но они слышали прямо от Него: Да не смущается сердце ваше и да не устрашается.И слышали другое: В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир.
— А я боюсь больше всего…
— Я знаю, — тихо улыбнулся старец, — больше всего ты боишься обидеть людей…
— Наверное, я трус, — тоже улыбнулся Пантелей.
— Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю, — напомнил Иоанн слова Нагорной проповеди.
— Наследуют землю, — повторил Пантелей, — значит, земля будет?
— Новая земля и новое небо…
— А трудно это — говорить на всех языках? — Пантелей смущался своих детских вопросов, но у него их было очень много, и все получались детскими.
— Нетрудно, — Иоанн встал, закрыл глаза и возложил ладонь на чело Пантелея, — и у тебя получится… Просто говоришь, и всё. Язык условен, смысл не условен. Доброе на всяком языке звучит как доброе.
И Пантелей вдруг почувствовал, как его окатило мощной тёплой волной — с головы до ног, тёплым лучом пронзило сердце и внутри стало необычайно светло. Так светло, что можно было смотреть внутрь себя. И заглянув туда, Пантелей запоздало спохватился:
— Меня любит девушка и хочет выйти за меня замуж.
Иоанн вздохнул и перенёс руку на плечо молодого доктора.
— Люби её как сестру. Ты же и сам знаешь, вы с ней — не одно.
— Ей будет больно…
— Будет больней, если не будете как одно.
— А та, которая пришла сейчас? — Пантелей стыдливо опустил глаза.
— Поступай так, как говорит твоё детское сердце. С тех пор как ты принёс птицу, ты нисколько не изменился.
— И вы, отче… Нет, вы даже будто помолодели, — засомневался Пантелей.
— Мне Бог не велел, а ты сам смог.
Тихая их беседа длилась бы и длилась, но вот где-то не так далеко ударил колокол. Раз, ещё раз…
— Это в том монастыре? — прислушался Пантелей.
— Нет. Это зовут тебя, — ответил Иоанн. — Пора…
— Мы ещё увидимся?
— Мы все увидимся.
Пантелей встал и робко обнял старца. Закрыл глаза. Уходить не хотелось. Здесь был ни с чем не сравнимый покой. Единственный, который даёт понимание гармонии мира, её чувство. Но колокол звал.
Пантелей встрепенулся, вскочил с дивана и осознал себя в ординаторской. Осмотрелся, как в чуждом мире, и от неожиданности сел. Бой колокола пробудил его снова. Сердце сжалось: а вдруг не получится успеть?
Он выбежал в коридор и чуть не сбил с ног маленького мальчика.
— Колокол! — сказал тот.
— Серёжа?!
— Ага… Зачем звонит колокол? Ночь ведь. Темно.
— Колокол звонит к свету, — успокоил его, присев на корточки, Пантелей. — Сейчас мы что-нибудь придумаем. С кем бы тебя оставить? С кем?.. — Он только начал оглядываться, кого бы позвать, но знакомый голос опередил его.
— Со мной. — В коридоре стояла Даша с детской книгой в руках.
— Даша?!
— Я не понимаю, что, как, где, как ломаются время и пространство?.. — торопливо начала говорить девушка.
— Это не важно, — перебил её Пантелей. — Важно… что ты… что я…
— Беги, — теперь она перебила его. — Ты лучше всех знаешь, что делать.
Пантелей моргнул в знак согласия и, потрепав Серёжу по голове, помчался вниз. Он выбежал из больничного парка на улицу и чуть не попал под огромный двухэтажный автобус.
— Ты что, доктор, по своей больнице соскучился?! — из-за руля спрыгнул на асфальт раздосадованный водитель-кавказец.
— Нам нужен автобус, чтобы перевезти больных, — сказал на лезгинском доктор, а водитель, в свою очередь, потерял дар речи. Он был уверен — перед ним типичный славянин.
— Ты откуда? — наконец смог сказать Тимур.
— Отсюда. Так что с автобусом? Вы поможете?
— Вообще-то я рейсы между городами делаю. У нас с братом фирма…
Тимур всё больше терялся. Теперь он всматривался в доктора, и черты его лица казались ему знакомыми.
— Знаешь, мне надо Селиму позвонить, — он стал хлопать по карманам, пытаясь нащупать мобильный телефон.
— Не надо. Он бы помог не думая. Ведь так?
— Куда ехать?
— К приёмному.
— А куда везти?
— К храму. Слышишь — звонят.
— Что, сегодня праздник, что ли, какой-то у христиан? Постой, мне кажется, я тебя уже возил. Точно возил! — Тимур прищурился, пытаясь в темноте рассмотреть лицо Пантелея.
— Если кажется — надо креститься, — улыбнулся Пантелей.
— Э-э! Я — мусульманин! — напомнил Тимур.
— Так поедем ещё раз? — испугался Пантелей, что обидел человека.
— Поедем, сказал же. Откуда язык знаешь? У тебя родственники в Дагестане?
— Братья.
— Братья? — озадачился Тимур. — Издеваешься?