Репей в хвосте
Шрифт:
— Понятно…
— Скажите, хотя бы, что с моими детьми… И с родителями…
— Никто практически не пострадал, Мария Александровна, мы не ставили такой задачи, так что не забивайте себе голову пустяками.
Практически! Хотела бы я знать…
— Вашему отцу, кажется, разбили голову, мать отделалась… гм… легким испугом, а дочь… Владислав Николаевич, по-моему, ребята не устояли перед ее прелестями? Нет? Я так и думал, — помолчал, всматриваясь в мое лицо, и опять улыбнулся. По лицу его при этом словно прошла кривая трещина. — Шутка, Мария Александровна.
— Смешная…
Господи! Как отличить, где правда, а где ложь?
— А мой сын?
— Чуть позже мы поговорим и об этом. А сейчас кино, не так ли Владислав Николаевич? Сразу хочу сказать, что снимали его не мы, так что обвинять нас в том, что вы увидите, было бы несправедливо — не наших рук дело. Кто-то расстарался раньше… М-да.
Чеботарев вышел, вернулся через минуту, неся в руке диск, и вставил его в дивиди, который стоял на тумбе под телевизором прямо передо мной. Сначала на экране была только серая рябь, а потом… Сон! Это был мой сон! Мне даже не нужно было смотреть запись дальше, я и так знала, что увижу на ней — неслышный шепот ветра в занавесках, тихий кашель выстрелов и беспомощное вздрагивание сильного тела моего любимого, когда в него впивались пули…
«Ванечка! Боже мой! Ванечка!!!»
Самое ужасное, что видно подсознательно я была готова к этой новости. Мамочка дорогая, я ведь ждала чего-то подобного! И вот… Накликала…
— Я сожалею, Мария Александровна. Владислав Николаевич воспользовался кое-какими связями, чтобы стать единственным обладателем этого произведения… М-да. Показываю ее вам, конечно же, не из садистских побуждений…
«Конечно же!»
— А для того, чтобы привести в нужное эмоциональное состояние, дать понять, к чему могут привести необдуманные действия, или даже простая случайность, типа вашего побега из больницы. К настоящему моменту вы уже тоже могли бы быть мертвы, как на том настаивал господин Чеботарев, чему вы, несомненно, были свидетелем.
«Несомненно!»
— Поплачьте. Так будет лучше.
— Спасибо… — откашлялась, потому что голос показался мне совершенно чужим. — Спасибо, пожалуй, пока что воздержусь.
— Ну что ж… — взгляд задумчивый, оценивающий. — Тогда к делу. Как вы уже должно быть догадались, в Болшево нашей целью был ваш сын, а не вы. Так что ваше появление поначалу показалось более чем нежелательной помехой, но потом, поразмыслив, я пришел к выводу, что это даже к лучшему. Сейчас мальчик спит, но когда проснется, ему будет психически комфортнее, если рядом будет мать. Да и нам так меньше забот, согласитесь. Вы, я уверен, постараетесь убедить его, что послушание и тихое, разумное поведение будут для него много полезнее, чем, скажем истерики и буйство. Дети… — мгновенная гримаса пробежала по его лицу. — Конечно, мы можем справиться и без вас, Мария Александровна, прошу иметь это в виду, если вам вдруг захочется совершить какие-нибудь неуместные действия. Однако хочу предупредить — всякий ваш поступок будет немедленно отражаться не только на вас, но и на ребенке. Надеюсь все понятно?
— Продолжайте.
— Да, собственно, это почти конец моей небольшой речи. Мы с Владиславом Николаевичем доставим вас с мальчиком в известное нам место, где передадим с рук на руки Аслану Уциеву. Он ждет только ребенка, так что ваша судьба будет зависеть
«Аслан!»
— Я же предупреждал вас, Мария Александровна!
Это уже Чеботарев. Ненавижу! Дрянь!! Падаль! Оба ничего не ожидали, успокоенные моим внешним спокойствием и рассудочностью, а потому, лишь когда я уже вцепилась в толстую рожу мерзавца, Кощей пришел в движение. Он отодрал меня от визжащего Болека и с силой отшвырнул в сторону. Однако, нападая на ФСБешника, я не только хотела чисто по-бабски разодрать ему физиономию, меня интересовала его кобура, и к тому моменту, когда я отлетела в сторону, пистолет уже был у меня в руке.
Плюхнувшись на пол, я больно ударилась плечом об угол какой-то то ли тумбы, то ли шкафчика, и естественно плечо, которым я приложилась, было правым! Рука мгновенно занемела. Я успела снять с предохранителя и дослать патрон, но и только. Пуля с визгом отлетела от стены где-то над головой Чеботарева, мгновенно рыбкой нырнувшего на пол, а в следующую секунду Кощей уже выворачивал мне руку, пытаясь отобрать оружие. Я выстрелила еще несколько раз, но уже чисто случайно — всякий раз пули летели в разные стороны, не причиняя мерзавцу никакого вреда. Вскоре я была побеждена и прижата к спинке дивана костлявым, но поразительно сильным телом этой холоднокровной сволочи. Подавив последние всплески моего сопротивления, он поднялся, одернул пиджак, поправил узел галстука, а потом, коротко размахнувшись, залепил мне звонкую оплеуху.
— Это было как минимум неразумно, Мария Александровна.
Невольно схватившись за щеку, заглянула ему в глаза. Холод возвращался на свое месте, но за тонкой ледяной корочкой, которой уже подернулся его взгляд, я успела увидеть нечто такое, что повергло меня в настоящий ужас — ему нравилось, физически нравилось все то, что произошло только что.
— Ваш сын проспит еще как минимум два часа. Это время я даю вам для того, чтобы подумать. Хорошенько подумать о том, как вы будете вести себя дальше. И помните, это последнее предупреждение.
Наверно никогда я не плакала так. Словно сама душа отрывалась от тела, стремясь излиться слезами. Оплакивала свою любовь, своего сыночка, ставшего объектом удовлетворения взрослых амбиций. Наверно, если бы эти ужасные события произошли порознь, я реагировала бы иначе, но теперь… Смерть любимого и похищение сына — узнать об этом в один день, в одну минуту, это было слишком. Стоп-кран был сорван.
Поэтому когда слезы кончились, не осталось ничего. Я словно умерла. Я дышала, видела и анализировала происходящее, но ничего не чувствовала. Наверно, не ощутила бы даже физическую боль. И только одно: «Вася. Он маленький и очень ранимый. Я нужна ему!»
Горы, между которых по тряской извилистой дороге пробирался наш «Козлик», были незнакомы мне. Да и можно ли ожидать, что, даже проработав в Чечне изрядное время, я узнаю ее так же хорошо, как те, кто родился здесь и прожил всю жизнь? Вася спал у меня на коленях, сонно разлепляя глаза на ухабах, и тут же снова уплывая, как только дорога становилась более ровной. Рядом сидел незнакомый мне тип, появившийся в нашей кампании только сегодня, после того, как мы пересекли призрачную границу Чечни. Зато здесь нас покинул Чеботарев, что сделало мое существование значительно более сносным — казалось самый воздух рядом с ним был отравлен.