Репит
Шрифт:
— Конечно. Если ты здесь в порядке, я лучше пойду.
— Увидимся вечером.
Поцеловав меня в лоб и прошептав напоследок: «Просто будь осторожна, детка», он уходит.
Наверное, слово «доверие» лучше исключить из дальнейших разговоров.
Айрис дает мне скребок, бутылку скипидара, и я принимаюсь за дело. Они с Антонио смыли большую часть свежей краски, а мне осталась та, что уже высохла. Через некоторое время Антонио уходит, чтобы открыть свой магазин мороженого, а Айрис занимается покупателями в книжном. Теперь я сама по себе. Это тяжелая работа. Иначе и быть не может,
Я вставляю наушники и включаю музыку, пока дюйм за дюймом очищаю витрину.
К черту этого вандала или кто он там! Я не стану убегать, не стану прятаться. Не доставлю ему такого удовольствия. Я строю здесь свою жизнь, и надеюсь, что Эд будет ее частью. За это стоит бороться.
Кроме того, если он пытается напугать меня, заставить сделать что-то глупое, то побег от людей, которые могут меня защитить — глупость и есть. Эд был прав. Он умный парень. Хотя мне, наверное, стоит посетить раздел с книгами о взаимоотношениях, когда очищу витрину. Налаживать отношения с другими людьми, особенно романтические, намного сложнее, чем просто тусоваться с Френсис и заказывать пиццу. Эх, золотые были денечки!
Витрина магазина, ужасный запах краски и прекрасные песни в наушниках поглощают все мое внимание. Я слушаю свой старый плейлист, и он хорош. В музыке, как и в фильмах, прослеживается любовь к восьмидесятым. Наверное, именно их моя мама слушала в юности. Такие песни, как «When Doves Cry» Принца, «Bizarre Love Triangle» от New Order, и «Love is a Battlefield» Пета Бенатара, возглавляют список. Я никогда не узнаю свою мать, учитывая, что она мертва, но я чувствую ее через фотографии и истории, фильмы и песни. Мы не совсем чужие. Затем музыка переходит к более поздним десятилетиям: «The Scientist» группы Cold Play, «Dancing on My Own» Робин, «Do I Wanna Know» от Arctic Monkeys, «Wasted on Each Other» Джеймса Бей, и «River» Бишоп Бриггс. Краткий итог последних двадцати или около того лет, но для меня они новые.
Интересно, любила ли я когда-нибудь танцевать или может училась играть на музыкальном инструменте? Френсис, вероятно, упомянула бы о чем-то подобном, однако у каждого ребенка обычно есть пара увлечений. Нужно спросить у нее. Судя по фотографиям, я изображала дерево в школьной пьесе и, поскольку я не особо грациозна, сомневаюсь, что балет или танцы были в списке внеклассных занятий. Может, какой-нибудь спорт? Горди нравится, когда я бросаю мяч. Хотя даже пастью он ловит его гораздо лучше, чем я руками.
Медленно, но верно худшие из моих страхов отодвигаются назад, когда музыка и размышления о прошлом берут верх. Но не пропадают совсем. Может быть, я никогда не узнаю, каково это жить без тревоги. Может быть, всегда найдется то, в чем нельзя быть уверенной. Но, возможно, это просто часть жизни.
Наконец работа сделана. Руки болят, кожа покрыта уродливыми белыми и красными пятнами, но я стерла пятно с жизни Айрис, которое нанесли из-за меня.
Пришло время заняться настоящими делами.
— Если не возражаешь, я хочу посмотреть запись с камеры, — говорю я Айрис.
Она поджимает губы, явно ожидая этой просьбы.
— Я рассказала тебе все, что там есть. Больше ты ничего не увидишь.
— Знаю. Но я все равно должна, — я говорю тихо и спокойно, не давая ей никаких причин отказать. — Запись здесь или ее забрала полиция?
Айрис вздыхает.
— Здесь. Полиция просто скопировала ее на флешку.
Я сижу в задней комнате, быстро прокручивая зернистые черно-белые кадры, чтобы добраться до 1:46 утра, и вот тот самый момент: мимо витрины идет человек. На нем толстовка с капюшоном и что-то похожее на джинсы и кроссовки. Я прищуриваюсь, но трудно разглядеть что-то еще. Человек кажется худым и высоким, но из-за того, что камера снимает сверху, трудно сказать точно.
Что ж это сужает список подозреваемых до тех, у кого есть две руки и две ноги. Хорошо, что в полицию пошла моя сестра, а не я.
Человек держит за ручку банку с краской. Очевидно, она тяжелая, литров на двадцать. Хотя я и без видео это знала, потому что оттирала ее содержимое.
Вандал, довольно умело залив краской витрину, подходит к входной двери и дважды ее пинает. Дверь не поддается. Тогда он лезет в карман толстовки, а потом вдруг резко поворачивает голову влево, как будто что-то слышит, забирает пустую банку из-под краски и ускользает в ночь.
Айрис сказала, что я больше ничего не увижу, и была права, но я все равно перематываю запись назад и на замедленной скорости прокручиваю момент, когда человек резко поворачивает голову. Капюшон толстовки скрывает лицо, однако я пытаюсь убедить себя, что там что-то видно, возможно, мелькание подбородка или носа. Но на самом деле это всего лишь пара бледных пикселей в море нечеткого серого.
Безумный коктейль из страха и гнева бурлит в крови.
Может быть, человека на записи нельзя узнать, но я впервые действительно вижу того, кто хочет меня погубить. Он не паранойя или плод воображения. Он настоящий, и я наблюдаю за ним сейчас, снова и снова перематывая запись.
— Она все еще здесь? Неудивительно. — Тесса сидит на крыльце дома Эда, когда мы возвращаемся вечером. Невин, потирает ей плечи. Однако ему нужно работать усерднее, потому что Тесса все еще чертовски напряжена.
Как я.
Шеннон — администратор из тату-салона, облокотилась на перила лестницы рядом с ними.
— Привет, Клем, — машет она.
— Привет, — я поднимаю руку в знак приветствия.
— Вы рано, — говорит Эд как можно спокойнее.
Очевидно, он ждал их, но не предупредил меня.
— Проклятье, — смеется Невин, — она также рада видеть нас, как и мы ее. Отличная идея, Эд, серьезно, чувак, хорошая работа.
— Вечер пиццы. Это то, что мы всегда делаем, — Эд слегка хмурится. — Клем, это ведь не проблема, что они здесь?
— Нет. Конечно нет. Все хорошо, — отвечаю я, как можно спокойнее.
Тесса смеется.
— О, твоя фальшивая улыбка ужасна. Тебе надо поработать над ней.
— Я просто не ожидала… — я обрываю себя и закрываю рот. Не хочу ничего объяснять. Я так устала сегодня.