Рептилия
Шрифт:
— Что случилось с твоим лицом? Что с твоими глазами?
— Я снова могу видеть!
Она вытерла слезы с глаз грязным рукавом рубашки.
— Что? — На ее лице появилась сухая улыбка. — Как такое возможно? Я имею в виду… Ты ослеп, я же видела это собственными глазами.
— Ну, скажем, так: произошло чудо.
— Ты ли это говоришь о чудесах? С каких это нор?
Я кивнул:
— Кажется, в мире полно чудес, нужно только научиться их замечать.
— А Малони?
Я покачал головой;
— Он не увидел. Но прежде, чем я расскажу тебе все по порядку, скажи, все ли с тобой в порядке? Как ты освободилась?
— Это была не я.
Она взяла меня за руку и отвела в заднюю часть палатки, где я заметил небольшую гору из одежды и одеял. На них лежал Эгомо. На его плече была окровавленная повязка, и он смотрел на меня, не веря своим глазам. Он жив!
— Как такое возможно? — прошептал я, садясь рядом с ним и взяв его за руку.
— Я не успела рассказать тебе, что пигмеи в случае неизбежной смерти могут впадать в своего рода оцепенение, из которого выходят спустя какое-то время, — прошептала Элиши. — При этом дыхание и пульс пропадают напрочь. Это врожденный рефлекс, который помогает им выжить. Эгомо очнулся, когда вы оба были уже на озере. Он смог спасти меня, но из-за ранения потерял много крови. Он очень слаб. Не знаю, доживет ли он до утра.
— Принеси капсулу с кровью мокеле, — сказал я, — и поторопись!
Элиши наморщила лоб, но, не долго думая, принесла стрелу.
— Что ты задумал? — прошептала она, видя, как я открыл все отделения и достал оттуда все до единой ампулы.
— Подожди.
Я снял повязку с плеча Эгомо, открыл одну из ампул и вылил ее содержимое на открытую рану. Рука пигмея судорожно сжалась.
— Доверься мне, Эгомо. Боль пройдет. Ты скоро поправишься.
— Да что ты там такое делаешь? — спросила Элиши, посмотрев на меня как на сумасшедшего.
— Я заподозрил неладное, когда мы проводили анализ. Ты же сама говорила, что такое множество информации существует не просто так, — объяснил я, все еще поливая плечо Эгомо кровью «конгозавра». — Она служит для чего-то в теле мокеле. Чего-то, что чуждо нам, способности, которой нет у нас.
Элиши кивнула:
— Только мы, к сожалению, не знаем, что это.
— Нет, — засмеялся я, — я только что обнаружил, по крайней мере, две способности. Первая — передача мыслей на расстоянии…
— Телепатия?
— Именно. А вторая позволяет регенерировать собственные клетки. Я предполагал: мокеле располагает геном, отвечающим за то, чтобы восстанавливать нарушенные ДНК и контролировать процесс развития клеток. Иными словами — способность заживлять любую рану в считаны секунды. Это очень похоже на умный ген, который может контролировать свои собственные ДНК.
Элиши покачала головой.
— Но это же абсурд. Телепатии и уж тем более самозаживления ран не существует в природе. Никогда не было, нет, и не будет.
Я повернулся к ней лицом так, что наши головы были всего в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Тогда посмотри мне в глаза и скажи: я сумасшедший. Я знаю, это звучит более чем странно, но другого объяснения у меня нет. Все, что я знаю — это то, что могу сидеть рядом и видеть тебя. И все — только благодаря мокеле и его способностям.
В этот момент Эгомо встал и потянулся, словно очнувшись от глубокого транса. Его оцепенение как рукой сняло. Он вытер рукой кровь с того места, где еще совсем недавно была глубокая огнестрельная рана. Она затянулась, как по мановению волшебной палочки. Я повернул его, чтобы посмотреть на выходное отверстие, — но и на спине ничего не было.
— Этого не может быть, — растерянно пробормотала Элиши, осматривая пигмея с ног до головы. — Вокруг сломанной ключицы нарос новый каллюс. [8] А от перелома пропал и след.
Она села на пол, не в состоянии сказать ни слова.
— Ты оказался прав, — пробормотала она, немного придя в себя, — это чудо, да еще какое!
Я поднялся:
— Именно поэтому нам теперь нужно быть очень осторожными.
— Что ты имеешь в виду?
8
Ткань, образующаяся в местах повреждений в виде наплыва и способствующая их заживлению.
Я подумал, как бы попонятней донести до нее то, что хотел сказать. Для нее все это выглядело так, словно перед нами открылись врата рая. У меня же, напротив, было несколько часов, чтобы спокойно обо всем подумать. И, что бы я ни прикидывал, мысли сходились всегда на одном.
— То, что я сейчас расскажу тебе, может показаться самым безрассудным из всего вышесказанного и увиденного, — улыбаясь, сказал я. — Но это может стать очень важным — для нас, для жизни в этом озере, если вообще не для жизни на всей Земле.
— Звучит очень загадочно. Давай, выкладывай.
— Я считаю: ничего из того, что произошло здесь, не должно попасть во внешний мир. Ни новость о мокеле и его соплеменниках, ни информация о его способностях. Нам нужно хранить молчание и позволить этому существу так и остаться существом из легенд, где он жил на протяжении тысяч лет.
Она недоверчиво посмотрела на меня:
— Но почему?
— А ты сама подумай. Представь себе мир, в котором каждый человек, равно как и любое живое существо, сможет исцеляться от болезней.