Рептилия
Шрифт:
— Неужели это возможно без помощи генной инженерии? — подключился Малони, который на протяжении пятнадцати минут вел себя подозрительно спокойно.
Леди Памбридж заметно оживилась.
— Есть гипотеза, что человек сам виноват в угрожающей нашему роду гибели. Однако она еще не доказана. Хотя есть много вариантов развития угрозы, начиная от войн и катастроф, связанных с загрязнением окружающей среды, заканчивая медленным отравлением собственного организма. Может, в этом и есть доля правды, но я все же тот еще оптимист. Человек по своей сути изобретателен сверх меры, особенно когда проблемы просто идут по пятам. И можете даже не сомневаться, что в этом случае человек обязательно найдет выход. Я же говорю совершенно о других вещах, о том, что уже с давних пор приводит науку в уныние. О проклятии, которое мы создали собственными руками, и которое называется медициной. Конечно, это может звучать абсурдно, но возможность лечить различные боли и недуги постепенно ослабляет наследственность. Да к тому же так, что через пару сотен или тысяч лет это может привести к абсолютному вымиранию всего человеческого рода.
Малони привстал:
— При всем моем уважении, миледи, я ничего не понимаю. Как вы пришли к таким выводам?
— Все то, о чем я только что вам сказала, является общепризнанным фактом среди здравомыслящих, размышляющих о науке людей. Об этом не говорят во всеуслышание, но лишь потому, что данная теория находится в диаметральной противоположности с нашей философией о гуманной жизни, полной милосердия и сострадания, — сказала леди Памбридж. — Возьмем, к примеру, врожденную близорукость или дальнозоркость. Десять тысяч лет назад, еще в каменном веке, такая болезнь привела бы ее обладателя к ранней смерти. Сначала он был бы лишен связи со своими соплеменниками, а как следствие — не смог бы спариваться и помножаться. Значит, этот индивид стал бы «конечной станцией» для дефектного гена. Ну, а в наши дни, благодаря офтальмологии, слабость зрения уже не является огромной проблемой. Правда, с одним лишь «но» — информация о данном заболевании будет передаваться дальше последующим поколениям. Или вот еще пример — врожденный сахарный диабет, diabetes mellitus I степени. Не путайте со второй степенью, которая развивается вследствие неправильного питания. Я же говорю о наследственном диабете, который в наши дни точно также, без особых проблем, можно лечить с помощью инъекций инсулина. Но и здесь есть свое «но» — в последние годы количество больных увеличилось почти втрое. Или вот — врожденный порок сердца… Этот список можно продолжать бесконечно.
— И что?
— По тому же принципу ослабевает наша иммунная система. Вирусы и бактерии были всегда. Люди, обладавшие иммунитетом к ним, выживали, они передавали важную информацию своим детям. Сегодня все иначе. У нас есть вакцины, сыворотки и антибиотики, помогающие нам защитить собственную жизнь. Итак, индивид выживает, размножается и передает свои ошибочные гены следующим поколениям. Так все это идет по замкнутому кругу — порочному кругу. А теперь задумайтесь на мгновение о газетных заметках, будоражащих нас вот уже несколько лет. Не проходит и месяца, чтобы не открыли новый вирус, который снова и снова угрожает человечеству. Мы постоянно слышим о СПИДе, лихорадке Эбола, атипичной пневмонии или вирусе гриппа. Это такие заболевания, против которых современная медицина кажется абсолютно беспомощной. Вы знали, что грипп, эта безобидная простуда, ежегодно уносит более миллиона жизней? Именно эта болезнь является причиной того, что каждый год на свет рождается 200 ООО детей с психическими и физическими отклонениями! Эпидемия гриппа 1918 года унесла одну пятидесятую часть всего населения планеты и была признана самой смертоносной болезнью, которая когда-либо была зафиксирована на Земле.
— Святые угодники! Я этого не знал! — пробормотал Малони.
Наверное, ему было неприятно слышать о таком противнике, которого он не сможет уложить даже самым крупным зарядом. Я тоже начал терять самообладание, но по другой причине. Хотя столь трезвые аргументы леди Памбридж были достойны уважения, я хорошо понимал, куда она клонит.
— Есть одно заблуждение, — безапелляционно продолжала хозяйка, — которому не в силах противостоять большая часть населения. Да что там говорить, даже некоторые ученые. Они полагают, что вирусы могут вмиг, словно гром среди ясного неба, превратиться в более опасных возбудителей болезней. Но это чистой воды бессмыслица. Вирусы существовали на нашей планете испокон веков — одни безобидные, другие же, как, например, вирус Ханта, очень опасные. Они являются частью нашего окружающего мира, частью эволюции. И не они изменились, а мы. При помощи медицины мы выпали из естественного цикла эволюции, а вместе с тем стали очень уязвимыми. С точки зрения эволюции, мы топчемся на месте. И это может стать нашей погибелью, если мы ничего не предпримем. Сюда же относится и стремительный прирост населения. А распространение различных вирусов в густонаселенных районах происходит особенно быстро, особенно в случае заболеваний с коротким инкубационным периодом. Теперь вы видите, что надо торопиться.
— Красиво и убедительно! — я подпрыгнул на месте, сам не ожидая, что моя реакция окажется столь бурной. Но нельзя было и дальше оставаться спокойным.
— Положим, вы правы. Тем не менее, не следует начинать наобум построение генома человека. Мы только начали проверять функции некоторых составных частей. Было бы слишком дерзко думать о том, что можно в нем что-то изменить.
— Дэвид, вы рассуждаете как человек, который ни разу не терял близких, — возразила леди Памбридж. — Вы еще не знаете, каково это — видеть, как на твоих руках умирает близкий, и чувствовать себя абсолютно бессильным.
Я хотел ответить, но она подняла руку и сказала:
— Пожалуйста, не возражайте. Вы предусмотрительный и благоразумный человек. Я очень хорошо понимаю ваши опасения. В конце концов, не так много лет минуло с тех нор, как многие серьезные ученые вплотную занимались ужасной теорией евгеники. Действительно, мы ни в коем случае не должны делать какие бы то ни было изменения наугад. Следует придерживаться специального плана, проекта. И, как мне кажется, в самое ближайшее время он будет в наших руках.
Глава 5
Я потерял дар речи. План? Проект? В моей голове кружились разные мысли, но я так и не смог прийти к единому выводу. Сбитый с толку Малони смотрел то на меня, то на леди Памбридж. Кажется, он ждал развития диспута, а когда понял, что продолжения не будет, то сам решил вставить слово.
— Что за план? О чем вы говорите, леди Памбридж? Я не понимаю ни одного слова.
— Я говорю о копии особого рода. О генетическом коде, который послужит для нас отправной точкой, чтобы мы имели представление об идеальной иммунной системе высокоразвитого вида. О такой системе, которая окажется в состоянии видоизменяться в соответствии с различными атаками постоянно мутирующих вирусов, — объяснила она. — Речь не о том, чтобы эта система была способна просто противостоять известным сегодня вирусам. Это можно делать и сейчас с любым живым существом при помощи простой прививки. Нет, я говорю о принципиальном изменении нашей биохимической защитной системы.
Я собрался с духом и не без иронии спросил:
— И откуда же вы хотите взять этот образец? Не у шимпанзе ли?
Леди Памбридж покачала головой.
— Вовсе нет — несмотря на то, что иммунная система шимпанзе очень похожа на нашу. Я бы даже сказала, что слишком, потому что нам удалось обнаружить у них те же самые слабые места, что и у нас. Между прочим, это наблюдается почти у всех млекопитающих. Нет, это должен быть такой вид, который похож на нас, но не совсем. Вид, обладающий ярко выраженными навыками общения в группе, к тому же высокоразвитый и способный к различного вида коммуникациям.
— Дельфины?
Она снова покачала головой.
— Водные жители не соответствуют нашим запросам. Я могла бы это объяснить, но боюсь, что так мы можем зайти слишком далеко. Скажу иначе — то, что мы ищем, у дельфинов имеет совершенно другую структуру.
Я вздохнул и пожал плечами.
— Я сдаюсь. Мне ничего не приходит в голову, что могло бы соответствовать вашим описаниям.
Леди Памбридж лукаво улыбнулась и произнесла только одно слово:
— Ящеры.
У меня в голове проскочила одна очень неприятная мысль: эта женщина потеряла рассудок. Или же она просто забавлялась с нами. Одно из двух. Может быть, она хотела поводить нас немного за нос или даже проверить. Ящеры! Это явно было плохой шуткой. Мне показалось, что у остальных мысли были схожими. Но поскольку никто из нас не хотел выглядеть невежливым по отношению к пожилой даме, в комнате повисло неловкое молчание.
Отчасти из уважения, отчасти для того, чтобы сохранить дистанцию, я выдавил из себя некое бормотание. Это должно было заставить нашу хозяйку поверить в то, что я с ней полностью согласен: